О чем молчат фигуры - [59]

В Москве сборная СССР еще раз подтвердила свою силу, оторвавшись от югославов на 4,5 очка. Столько же очков, сколько югославы, набрала команда Венгрии, но у нее оказался худший коэффициент. Утешением для венгров послужило то, что они смогли победить нашу сборную.

Перед Олимпиадой прошел конгресс ФИДЕ. К этому времени у меня уже была общественная работа — в 1954 году я был избран в Президиум шахматной секции и возглавил там квалификационную комиссию. Именно поэтому мне впервые пришлось участвовать в работе квалификационной комиссии ФИДЕ. В работе самого конгресса с нашей стороны участвовали трое: вице-президент ФИДЕ В. Рагозин, руководитель отдела шахмат Спорткомитета С. Абрамов и сам чемпион мира Ботвинник.

Стоит отметить, что заседания конгресса проходили в помещении только что открывшегося Центрального шахматного клуба СССР. Мы получили этот шикарный двухэтажный особняк после письма гроссмейстеров Н. С. Хрущеву, и он действительно стал центром шахматной жизни страны.

На конгрессе были приняты два судьбоносных решения, причем с подачи нашей страны. Одно — чемпион мира получил право на матч-реванш. С первого взгляда это решение кажется логичным: Ботвинник уже восемь лет сохранял звание чемпиона мира. По первоначальному проекту, написанному им самим и обнародованному еще в 1949 году, в случае проигрыша матча экс-чемпион имел лишь право участия в тройном матч-турнире, где участниками были чемпион мира, новый претендент и экс-чемпион. За эти восемь лет Ботвинник свел вничью два матча с претендентами, Бронштейном и Смысловым, и уже было известно, что в 1957 году ему предстоит новый матч со Смысловым. Поэтому вообще непонятно, почему он должен иметь преимущество перед последним. А о втором предложении — ограничить число претендентов от одной страны (читай от СССР), я расскажу несколько позже.

В чемпионате страны 1956 года я разделил первое — третье места, но в тройном матч-турнире был вторым. В олимпийскую команду взяли лишь чемпиона М. Тайманова, а меня, кажется в виде компенсации, послали выступать в Индонезию. В то время СССР только завязывал контакты со странами третьего мира, и по просьбе нашего посольства был послан гроссмейстер. Вот когда мне пригодилось знание английского языка! Кроме того, наступила «оттепель», и я впервые отправился в заграничную поездку один, без руководителя и сопровождающего лица. Конечно, немаловажную роль сыграло и то, что мои друзья в ДСО «Зенит» убедили меня после XX съезда подать заявление о приеме в партию, и я проходил годовой кандидатский стаж.

Перед поездкой меня пригласили в отдел выездов ЦК КПСС, где подробно проинструктировали, что разрешается и что не разрешается советским людям делать за границей.

В столице Индонезии Джакарте я выиграл небольшой матч у местного чемпиона, победил в турнире и провел несколько сеансов одновременной игры для местных шахматистов. И тут ко мне обратились живущие там голландцы с просьбой выступить в их клубе. Я хотел было согласиться, но опекавший меня сотрудник нашего посольства предупредил:

— Не торопитесь: нужно получить разрешение посла.

На следующее утро я получил строгое указание — перед колонизаторами ни в коем случае не выступать!

Накануне моего отъезда был устроен прощальный банкет. Он проходил в китайском ресторане. Мы сидели в зале, где на стене висел большой портрет председателя Мао. Однако когда я вышел в другой зал, то увидел там примерно такого же размера портрет Чан Кайши. Видимо, в зависимости от политических убеждений посетители ресторана выбирали тот или иной зал.

Поездка в Индонезию, судя по всему, была признана успешной, и в следующем 1957 году мне предложили возглавить команду СССР на первенстве мира среди студентов в Рейкьявике. Я должен был провести тренировочный сбор, а затем отправиться в страну гейзеров.

Когда мою кандидатуру утверждали на Старой площади, зав. сектором спорта А. Скворцов, напутствуя меня, сказал:

— Если все будет в порядке и команда станет чемпионом мира, считай, что приобрел новую специальность!

Соревнования среди студентов с ограничением возраста до 26 лет начали проводиться с 1952 года. Тогда в Шотландии состоялся небольшой международный турнир из 8 человек, в котором СССР представляли Бронштейн и Тайманов. Они и разделили первое место. В то время Тайманов действительно был студентом Ленинградской консерватории. Что же касается Бронштейна, то когда его спросили, где он учится, будто бы получили ответ — в советской шахматной школе! К тому же ему уже исполнилось 28 лет…

Затем Международный союз студентов стал ежегодно проводить командные чемпионаты мира. Первыми чемпионами были чешские студенты, вторыми — наши, третьими — тоже наши. И вот в Рейкьявике должен был состояться 4-й чемпионат.

В команде СССР были собраны лучшие молодежные силы страны, в том числе два будущих чемпиона мира — Таль и Спасский, а также Полугаевский, Гипслис, запасные Гургенидзе и Никитин. Тренер — мастер И. Кан. На меня легли обязанности руководителя делегации, старшего тренера и переводчика. В Рейкьявике мы сначала поселились в студенческом общежитии, но, поскольку условия проживания там оказались более чем скромными, вскоре перебрались в небольшую гостиницу. Благо выданные на команду средства это позволяли. Вместе с нами переехали и монгольские студенты, которых, кстати, мне пришлось опекать: кроме их руководителя, немного владевшего русским, остальные говорили только на родном языке. К тому же они оказались первыми монголами, ступившими на исландскую землю!