О чем кричит редактор - [16]

Кстати, и про любовь теперь тоже нет книг. Нет женского образа, нет любви.

Глава 5. Безграничные возможности диалога

– Помните, когда-то речь шла об искусстве диалога? Искусстве!

– Очнитесь, редактор, современный диалог сводится к смайликам и кратким фразам с ошибками, которые не исправил телефон. Мир давно разговаривает урывками и комментариями.

– Вы предлагаете учитывать клиповое мышление, а значит, и клиповую речь, краткость реплик, как образец для литературы? Литературы! Случаем не упали головой об экран? Не коротят ли ваши мозги?

– А вы предлагаете писать для каких-то других людей, пафосный вы редактор?

– Я предлагаю вести людей за собой искусством. Я предлагаю создать людям речь. Я предлагаю…

– Брр((

Сразу оговорюсь, эта глава непрактичная, ее невозможно применить. Поэтому данная тема – скорее попытка обратить ваше внимание на этот механизм и вдохновить попробовать свои силы в построении диалогов. Мне кажется искусство диалога незаслуженно забытым, упрощенным, причем я говорю об известных авторах, об изданных книгах, как показателях современных тенденций. Мне хочется напомнить о том, каким он может быть.

Знаете, будто в какой-то момент в писательских мастерских вывели правило – «диалог не должен быть пустым, он должен быть информативным». И вот большинство диалогов в книгах просто информативны – либо читателю передается информация о самих собеседниках, либо о предмете разговора. Казалось бы, а чего я возмущаюсь, разве не в этом суть диалога, речи?

Если сам предмет разговора настолько интересен, то информативность здесь уместна. Скорее даже – только она и уместна. Если собеседник настолько интересен, что информация о нем увлекает, как знакомство с невероятным человеком – то и здесь информативность как нельзя кстати. Значит, дело в предмете разговора?

_______________________________________________

«Нет, он не англичанин…» – подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья спросил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?

– Увы! – с сожалением ответил Берлиоз, – ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец, – браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

– Доказательство Канта, – тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, – также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.

Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему так хорошо говорит по-русски?»

– Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.

– Иван! – сконфузившись, шепнул Берлиоз.

Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» – подумал он.

М.Булгаков «Мастер и Маргарита».

______________________________________________

То есть, чтобы позволить себе следовать правилу про информативность диалога, надо создать прежде всего сильных персонажей. Чтобы, когда они обсуждали, например, «теплую абрикосовую», а не пять доказательств бытия божия, мы бы не закрыли книгу со скукой. А если автор рассуждает в диалоге на 10 страниц о, например, человеке, который делает свое дело прежде всего исходя из своих интересов и жажды получить за это деньги, и только тогда этот человек обогащает и общество в целом (Айн Рэнд «Атлант расправил плечи»), предмет настолько тяжеловесного диалога должен быть настолько увлекателен сам по себе, чтобы читатель смог залпом прочесть 3 тома подобных разговоров.

Но информативность сама по себе – не про диалог. И правило, которое так бездумно было выведено в популярные учебники писательства, было сформулировано в корне неверно. Просто потому что оно словно заменило суть диалога в книге, сделало его еще одним инструментом текста, как конфликт, как сцена, как описание. Но ведь любая часть текста должна быть информативна, наполнена смыслом и связками с другими частями, это не обрисовывает ее суть. Диалог же совершенно особенная часть. Помните, как в Кэрролловской «Алисе в стране Чудес»: «Какой толк в книге, если в ней нет ни картинок, ни разговоров?» Диалог – это то иррационально привлекательное в тексте, что действует не столько на сознание, сколько на эмоциональную сферу. Грубо говоря то, что развлекает в процессе чтения таким же образом, как развлекает нас любая беседа. Даже философская информация легче воспринимается в диалоге персонажей, нежели в авторской речи. Давайте тут вспомним сократовские беседы, платоновские диалоги, в которых логика раскрытия темы была построена на противоположных высказываниях, которые в итоге сводились к единой идее.