О чем говорят президенты? Секреты первых лиц - [28]

В попытке доказать всему миру, что позиция Брежнева неслучайна, одновременно с трибуны съезда по тому же поводу и практически в тех же выражениях высказали свое недовольство затяжками с ратификацией Московского договора и Громыко с Сусловым.

Диалектический закон лишь констатирует переход количества в качество, не давая точной формулы и не определяя критической массы, необходимой для такой трансформации.

Как бы там ни было, столь массированный залп выступлениями на высоком уровне показался мне тогда явным перебором.

Оппозиция в Западной Германии ответила на них требованием увязать ратификацию с обязательным заключением четырехстороннего соглашения по Западному Берлину. Брандт тут же сообщил по «каналу» свои соображения на этот счет.

Обращаясь к Брежневу, он фактически полностью поддержал оппозицию, заявив, что для «скорейшей ратификации Московского договора необходимо ускорить подготовку четырехсторонних соглашений по Западному Берлину с тем, чтобы после их подписания перейти к процессу ратификации».

Таким образом, затягивалась ратификация, но одновременно форсировались переговоры по Западному Берлину.

Ясно, что такие переговоры были немыслимы для советского руководства без консультаций с ГДР.

В мае 1971 года Валентин Фалин отпил первый глоток из горькой чаши конфронтации со своим министром: он был назначен послом СССР в ФРГ, где вместе с американским послом Рашем и представителями западногерманской стороны без особой огласки обговаривал отдельные положения будущего четырехстороннего соглашения по Западному Берлину.

Собственно, ничего оригинального в поступке Громыко по отношению к подвластному ему, впавшему в немилость чиновнику, не было. Такая практика существовала и при царском режиме, когда посольское кресло становилось сплошь и рядом местом почетной ссылки для неугодных монарху высокопоставленных сановников. Место это, как правило, становилось последней ступенью в служебной лестнице опального.

Знаменитый русский поэт и видный дипломат Александр Грибоедов был отправлен послом в Персию лишь за то, что зло и талантливо высмеял свое время. Там он, напомним, и погиб от руки персидского убийцы.

Сталин поступал с насмешниками иначе, чем Николай I, а вот с приходом неаристократичного Хрущева давняя монаршая традиция стала вновь широко практиковаться. Многие опальные партийные работники, чиновники и министры вручали свои верительные грамоты подчас в самых отдаленных и экзотических точках планеты, соразмерно совершенному ими проступку.

Поскольку Фалин отправился не в дикую Персию по горным перевалам, а в высокоразвитую Германию самолетом, пули горцев ему не грозили, но не светило также и возвращение в МИД по отбытии посольского срока, пока во главе ведомства оставался Громыко.

Что же касается соглашения по Западному Берлину, то самая трудная часть задачи легла на нового заведующего Третьим европейским отделом МИД Александра Бондаренко и посла СССР в ГДР Петра Абрасимова.

Им предстояла поистине ювелирная работа по утрясению деталей и формулировок с руководством ГДР, ревниво выверявшим каждую из них, ибо Западный Берлин служил для них одновременно кнутом и пряником в непростых отношениях со своими западными единородцами.

Лишь к концу лета сизифов труд подошел к концу. Подписание договора запланировали на третье сентября.

Посол, которому не доверяет министр

Конец августа того года подарил мне несколько свободных дней, которые я проводил в Завидово, под Москвой, наслаждаясь купанием в реке Шоше, водными лыжами и незнойным солнцем уходящего лета.

Ранним утром, там, где Шоша впадает в Волгу, я с удовольствием скользил на монолыже по поверхности воды, которую по всем правилам литературного писания следовало бы сравнить с зеркалом.

Неожиданно эта зеркальная гладь пошла высокой волной от нагонявшего нас быстроходного катера на подводных крыльях. Поравнявшись со мной, двое сидевших в нем энергичными жестами дали мне понять, чтобы я остановился. Пребывая в безмятежно утреннем расположении духа, я жестами объяснил им, что прочно связан фалом со своим катером.

Пришельцы явно были не готовы разделить моего легкомыслия и настаивали на своем. Я бросил фал и тут же погрузился в воду.

Катер подошел совсем близко. Один из сидевших в нем низко склонился ко мне и так, чтобы волжские волны не разнесли тайну, тихо, почти шепотом произнес: «Вам следует срочно явиться на службу».

От Завидово до центра Москвы самое меньшее, полтора часа езды. Всю дорогу я предавался тревожным размышлениям относительно побудительных мотивов, заставивших дать людям указание выловить меня из воды. Ничего утешительного, понятно, на ум не приходило. Да, даже если бы путь мой лежал к Берегу Слоновой Кости, я не додумался бы долгой дорогой до того, что пришлось мне услышать по прибытии на место. При моем появлении Андропов заговорил, медленно цедя слова и пытаясь хоть немного унять раздражение.

— Где ты пропадаешь? Вчера тебя целый день разыскивал секретариат Громыко. Сегодня мы всех поставили на ноги — безрезультатно. Откуда тебя сегодня вытащили?

— Выловили из воды.

— В каком смысле?