Ньювейв - [83]

М. Б. А с официальной властью, в пору «культурных гонений», отношения как складывались?

И. Ш. Когда в области появились известные запретные списки на западные и отечественные группы, мы оказались там на букву «Б». На дискотеках завелись комсомольские культурные комиссии с листочками, на которых был напечатан порядок звучания песен в течение вечера, скрепленный официальными печатями и подписями. Диск-жокеи изощренно издевались над этими серьезными и трезвыми среди веселящейся толпы, объявляя песни по списку, а на самом деле включая другие.

Началось стукачество и подсиживание в среде культурных работников, музыкой заинтересовались и «значки» и «серые пиджаки», стало душновато. Однажды мне позвонили доверенные лица и сообщили, что нас уже заложили, и вот-вот придут по домам с обысками именно по теме запрещенного творчества. Я тогда, к своему стыду сломал и тихо выбросил оригиналы – негативы обложек двух альбомов, сделанные на стеклянных пластинах. Очень не хотелось нервировать родителей по пустякам, тем более, что параллельно я упражнялся дома игрой на альт-саксофоне, чем довел «пэрентов» до белого каления, хотя инструмент был красивый, серебряный, чешский, с инкрустацией. Мы тогда переключились на индустриальные оргии в зданиях огромных складских помещений на окраине города, куда Вадим устроился ночным сторожем. Ударной установкой служили огромные вентиляционные трубы и скопище контейнеров на колесиках. По трубам мы лупили палками, контейнеры шумно ритмично сталкивали между собой, соло играл я на саксе, а Вова вопил как резаный в этом огромном ангаре. Он тогда пристрастился ходить в гости к другу доктору, который работал в скорой помощи неподалеку от этих складов. И тот щедро угощал желающих закисью азота, а то и еще чем похлеще, так что Вова приходил на репетиции с неземными глазами и пеной на губах. Это был Бовин фанк.

М. Б. Ну с этим как раз все понятно. А дальнейшее развитие всех этих экспериментальных записей присутствовало? Ведь ореол запрещенности и необычное звучание – как раз то, что нужно, пусть даже качество записи не ахти. Я просто вспоминаю весь этот флер, которым была окутана сложившаяся сеть распространения магнитоальбомов и самиздата. Но это был рочок под флагом запретности, в который стремились многие лабухи.

И. Ш. Запретность – да. Второй и третий альбом распространяли даже так: агенты оставляли экземпляры на скамейках в больших городах в местах, где собиралась передовая молодежь или даже в залах ожидания аэропортов. Видимо, это и сработало, к тому же в наших головах поселилось ощущение вселенский масштабности от собственной деятельности. Особенно после того, как в 1986-м Сева Новгородцев в своем эфире, рассказывая о революционной перестроечной музыке, поставил песню «Беломорканал». А потом, в 1988-м, воткнул в русский передовой хит-парад наравне с группой «ДК» наше «Хей-хей». Или тот же New Musical Express, упоминавший «БПР» наряду со звездами русского рока. Действовало такое признание сильно и уносило далеко.

А в 1987-м мне удалось поздравить с днем рождения Вову Синего, загремевшего-таки в пермский стройбат после двухмесячного госпитального сопротивления. Поздравил через того же Севу Новгородцева песней любимой группы The Cure. Я просто написал и отправил через знакомых письмо с просьбой об этом на адрес русской службы ВВС и надо сказать, что сам Вова, находясь в армии, поздравление получил, услышал и порадовался. Работает орбитальная почта, факт.

А ушки-то у парня всегда были на макушке. И армия его только раззадорила своим тупизмом. Он умудрился разжиться там магнитофоном вроде «Маяк-Астра» и требовал новых записей. Исправно получал посылками катушки, пересыпанные шоколадками, грецкими орехами и заначками с анашой. В армии Вова собрал ансамбль и назвал его «Звездочка», записей не делал. Там же, в стройбатовской части, он ознакомился с тем, как строительный кран падает на людей, как железо и бетон их убивают, писал веселые письма, особенно с того момента, когда впереди нарисовался дембель и можно было почувствовать себя почти свободным победителем красивых поварих.

Другой наш агент, Алексей Морозов, один из придворных полинаркоманов, изучавший любые способы выхода за пределы и получения кайфа, нашел наипростейший – курил в глубокий затяг на корточках и, дойдя до фильтра, резко вставал, от чего якобы получал настоящий приход с пятнами и кругами в глазах. Он тоже попал в солдаты, правда, пройдя через несколько лазаретов. В госпитале Алексей легко нашел общий язык с завлекарственной частью и разжился целой коробкой эфира, который пользовал прямо там же, не вставая с койки. Так нестроевые бойцы ходили в астральную разведку. Обильно смоченная эфиром ватка бросалась в полиэтиленовый мешок, который надевался на голову так, чтобы не было доступа воздуха. Задача была в том, чтобы не снимать этот пакет пока сознание это позволяет. В результате наш парень донюхался до того, что к нему явился сам дьявол с черной сигарой, с кончика которой насыпал Алексею пепла полные ладони. На вопрос «За что?» последовал ответ: «Это то, что ты хотел, а что с тобой еще делать? Ха! Ха! Ха!».