Ньювейв - [67]

Стоит так же отметить наш первый выезд за рубеж, в Вену. 1989-й год. Туда должна была поехать «Популярная Механика» Курехина и «Ночной Проспект», но почему-то сложилось по-другому тогда. С Курехиным я не был лично знаком, только слышал о нем. «Поп-механику» тоже не видел на сцене. Жаль, но мы с «Поп-механикой» в Вене так и не пересеклись… Потом вдруг пришел запрос в Центр Стаса Намина: в Вене открывался клуб «Сталинград» и хотели под это дело группу из России. Венгерские менеджеры, которые занимались организацией ивента, откуда-то знали нас и официально пригласили. Нам выдали служебные загранпаспорта синего цвета, при этом визы мы ждали до самого последнего момента. Особенно выездную. Мы ее получили только в день отъезда. Стас героически эти визы вышиб из бюрократов МИДа. Чуть ли не в пятницу вечером или даже в субботу, при условии отъезда в понедельник, мы с ним наведались даже в какой-то отдел МИДа. Ваня до конца не верил, что мы поедем и забухал в день отъезда. И вот на таком стрессе мы и катапультировались в Европу. Съездили, надо сказать, отлично. Выступили неплохо в целом, отменно потусовались, культурно провели время, давали интервью местным телеканалам, были фотографии в газетах… С тех пор Вена стала одним из наиболее важных городов в моей музыкальной карьере и наиболее успешным…

Наверное, надо сказать и то, что конец восьмидесятых, начало девяностых – это время исторических трансформаций. На фоне распада огромной страны происходили изменения и в НП. В 1989-м году Соколовский покинул «Ночной проспект», некоторое время он играл в «Центре», потом занялся сольным творчеством и разными паралельными проектами («Ятха», «Мягкие Звери», «ТВД» и др.). Постепенно рок восьмидесятых в основной своей массе стал оседать в клубах девяностых. Какая-то музыка становилась более «народной», а какая-то обосабливалась – и наша в частности. Массовый приезд западных музыкантов, выступающих на более высоком уровне, как те же Pink Floyd, например, внес в этот процесс расслоения свою лепту. Русским рок-группам было сложно конкурировать с западными коллегами, и потребовалось какое-то время, чтобы хоть как-то приблизиться к их уровню в конце девяностых. При этом в России уже возникла своя так называемая рейв – культура.

Впрочем, те, кто обрел самобытность в рамках экспериментальной музыки, как тот же «Вежливый отказ», Сергей Курехин или «Звуки My», были вполне конкурентны на Западе, но это был все-таки клубный уровень, а не стадионный. Скорее, даже фестивальный, что само по себе весьма неплохо. Все это вполне успешно работало за рубежом, а в России просто не было необходимой концертной инфраструктуры и слишком узкая прослойка продвинутых слушателей. Только в конце девяностых, в нулевые оформился слой, который как бы созрел к тому моменту. Тут можно вспомнить и о Леше Тегине, который пробыл в глубоком андеграунде практически все восьмидесятые и девяностые, играя музыку Swans (в частности, их концертный альбом Public Castration), мужественно отвергнув все остальные метаморфозы нью-йоркской группы. Плавно перейдя от индастриала к тибетской теме (Бон) в середине девяностых, в нулевые он вышел на тот уровень, который заслуживал. Отказавшись от всего лишнего и встретив правильных людей, он получил международное признание в среде продвинутых европейцев и не только… Нечто подобное можно сказать и о рижско-питерской группе «ЗГА» (под управлением Николая Судника), которая тоже довольно долго функционировала для узкого круга, а потом добилась международного признания; у них это получилось даже раньше, чем у Алексея.

М. Б. Многие коллективы, которые были на старте, в начале девяностых взяли паузу на этот срок, но опять возобновили деятельность в нулевые…

А. Б. Мы на рубеже девяностых на какое-то время остались без электроники и стали выступать в более традиционном рок-составе, используя гитару, бас, ударную установку и электроскрипку, иногда клавишные. Электроника тогда стабильно присутствовала только в студии. При этом басист Алексей Соловьев, наш новый участник, оказался неплохим клавишником, который к тому же являлся обладателем Roland Micro-Composer, аналогового инструмента, ставшего модным в девяностые годы. Более того, довольно скоро он начал увлекаться хип-хопом и эйсид-хаусом, что наложило некоторый отпечаток на записи «Ночного Проспекта» начала девяностых годов. И стал одним из первых людей в России, соединявших фолк с танцевальной музыкой. Он же создал клубный гараж-проект «Ракета» и стал продюсером первых российских сборников электронно-танцевальной музыки. Примерно в это же время стало формироваться и клубное движение. В Москве местные энтузиасты, как правило, люди с деньгами или имеющие некую финасовую поддержку, стали открывать свои заведения, где могли звучать рок, хаус и техно, джаз и даже этника. Обычно в этих клубах работал бар или ресторан, что проносило дополнительный доход владельцам. На память приходят такие клубы, как «Пилот», «Эрмитаж», «Манхеттен-Экспресс», «Пентхаус». Были и более специализированные заведения: танц клубы «LSDance», «Аэроданс», «Титаник» и, конечно же, «Птюч», с которым у меня связано несколько лет плодотворной работы в качестве промоутера, музыканта и диджея…