Ньювейв - [58]

Потом неожиданно выяснилось, что Рафаэль – гей, и его практически запретили в СССР, хотя в шестидесятые-семидесятые он регулярно приезжал с концертами. Но тогда об этом не знали, и тут вдруг такой казус случился. А из инфернального советского гейства в памяти отложился сосед Юрий Смирницкий: в прошлом – вундеркинд из богатой семьи, абсолютно съехавший от богемного набора в виде алкоголя, наркотиков и гомосексуализма. Он терроризировал своим поведением всю квартиру и папа, будучи спортсменом-любителем, частенько выходил его усмирять. Юрий мог поздно вечером или ночью выйти к телефону и звонить в ВЦСПС, КГБ, Совет Министров, непонятно при этом, говорил ли он с кем-то реально или это был его трип, но говорил намеренно громко, вызывающе… Постоянно собирал какие-то сомнительные компании, в результате его ненавидел весь дом, и особенно жильцы нашей коммуналки. Приезжала милиция, его закрывали на неделю-другую максимум и потом все начиналось по новой. Во дворе, конечно, сновала какая-то шпана, но я с ней не пересекался.

Потом наша сжатая коммунальная ситуация разуплотнилась. Дедушка получил квартиру на Бережковской набережной, а потом переехал на Ломоносовский проспект, и второй дедушка, строивший Московский Университет, получил новую квартиру в «классических» Черемушках. Там до сих пор эти пятиэтажные дома стоят. Район активно застраивался в конце пятидесятых, в шестидесятые. Вслед за ними переехали и мы, в так называемый ДАС (дом аспиранта и стажера МГУ), мелькавший в советских фильмах «Ирония судьбы или с легким паром», «Это мы не проходили» и «Любить человека». Место особенное и по своему уникальное. В моей повседневной жизни произошла резкая смена среды, атмосферы, а я уже был двенадцати-тринадцатилетним подростком.

Это было студенческое общежитие нового типа, на улице Шверника, своего рода социальный эксперимент, оставивший после себя густое облако студенческого фольклора. Социальный эксперимент планировался на базе «дома нового быта». Помимо общежития, несколько этажей занимали семьи научных сотрудников. Экспериментом руководил Слепенков Иван Маркелович, профессор философского факультета, завкафедрой социологии. Это была попытка создать новое коммунальное хозяйство. В доме, который проектировала группа архитекторов (одним из которых был швед), не было кухонь, в квартирах стояли комбайны финского производства. Комнаты были трех типов, в них предполагались передвижные стены-трансформеры. Но, по-моему, такая стенка с рельсом была только в квартире сына того самого шведского архитектора. Остальные жильцы ставили стенки из ДСП. При этом в студенческих комнатах могло стоять по пять-шесть кроватей. Что-то вроде хостела с общей кухней, хозяйственными подсобками – коммуналка нового типа. Функционировало все это средне, но для нас, подростков, ДАС стал отличным местом для тусовок.

В конце шестидесятых появился устойчивый термин «битлы». Все, кто слушал рок, или у кого были длинные волосы, автоматом назывались битлами. Нечто подобное имело место и в ДАСе, конечно. Именно там началось мое плотное погружение в современную музыку. Вскоре стало понятно, что есть разные группы: «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Манкис», мне лично понравилась английская группа «Холлиз» (The Hollies). У них на «Мелодии» выходил миньон. Иногда попадались и пластинки «на костях», звуковые открытки, записанные на флекси-диски. Где-то в году 73-м я во все это плотно втянулся. Разделений на «поп» и «рок» тогда не было, вопрос вообще так не ставился. Деления эти появились позднее, в конце семидесятых, в восьмидесятые и, наверное, только в СССР. Были, несомненно, разные стили, но при этом мы слушали по сути популярные группы, которые на Западе проходили по категории поп. Мне повезло в том, что никогда не было проблем с информацией. С одной стороны, студенты общежития, среди которых было много иностранцев, устраивали вечера, на которых играли многие группы, начиная с «Машины времени» и «Арсенала» и заканчивая венгерскими и польскими В. А. С другой стороны, была английская школа номер сорок пять, где я учился после математической 625-й школы, в одном классе с Лешей Локтевым, который потом играл на клавишах в «Центре». Леша был сыном Владимира Сергеевича Локтева, руководителя известного детского хора при Центральном Дворце Пионеров. Мама его работала некоторое время в Нью-Йорке, и была знакома даже с Сальвадором Дали (со слов самого Леши). Школа была типично блатной, там учились дети Сенкевича, Боровика и прочих международников. В общем, проблем с информацией не было. Однако хипповать школьникам было нельзя, нас постоянно заставляли стричься. В математической школе был очень жесткий директор, женщина. Но именно там сформировалась моя первая компания, в которой мы вели себя весьма раскованно: слушали пластинки, выпивали и прочее.

На улице мы периодически встречали волосатых ребят. Тогда про хиппи много писали, показывали даже по телевизору иногда, были документальные фильмы про молодежь на Западе, в которых критиковали разлагающуюся капиталистическую реальность. Было понятно, что молодежь там круто отвязывалась… То же самое и с панком, о котором я узнал из журнала «Крокодил» и программы «Международная панорама». В этой программе даже «Крафтверк» показывали, по-моему, еще до того, как панк появился. К тому же продавалась коммунистическая иностранная пресса (в специальных библиотеках вообще была любая), английская газета «Морнинг Стар», например, в которой можно было прочесть про прогрессивные рок-группы, придерживающиеся левых или коммунистических взглядов. Журналы тоже попадались интересные…