Ньювейв - [46]

Тогда на улицах было чище, было общество, которое верило в коммунизм, какая-то сплоченность. На улицах было гораздо меньше людей, не было валяющихся пьяных и бомжей, была какая-то ответственность, стабильность и установка на «светлое будущее». Но помимо этого открытого общества существовало общество отдельное, закрытое, в которое не попадали люди с улицы. Такой мир в мире. Да и Москва, сама по себе была отдельной общностью. Что интересно, но даже эта закрытая общность фильтровалась. Симпатий или антипатий к происходящему я не испытывал, потому как до институтского возраста все социальные процессы шли стороной. А в школьные годы я сидел в библиотеке и зачитывался фантастикой, перечитал всего Герберта Уэллса.

Но вот когда меня перевели из интерната в школу и мама подарила прибалтийскую гитару, то у меня произошел сдвиг сознания. Я пошел заниматься в местный клуб, учить классику. Появилось ощущение свободы, появились новые друзья, гости… Многих тогда, кстати, увлекала тема гитарной музыки и каратэ. В пионерских лагерях и дворах стали массово популярны «три блатных аккорда» и какие-то приколистские песни с переиначенными текстами шлягеров В. А. Какой-то пошлятины не было, и вообще как то все было «чисто» и интеллигентно. Секции же каратэ были полуподпольные и платные. Я ездил на Измайловскую заниматься, там в школе снимался спортзал. А позже появились и видеомагнитофоны…

Наступил 1979-й год, и вот тогда в стране наступила эпоха диско. Впервые я все это услышал на выпускном вечере десятого класса. Потом пошла волна итало-диско и дискотек. А у меня появилось свое начальное творчество, возможность заниматься, чем я хотел, и осознание, что именно этим я хотел бы заниматься. Музыкой. Причем, мы с товарищами тогда наивно решили найти по объявлениям, где же учат создавать В. А. Хотя цель, конечно же, была найти инструменты и базу, где играть. И мы нашли такое место, с колонками и сценой, при каком-то ДК. Спустя всего месяц репетиций хозяин этого ДК сказал: «На следующей неделе у вас концерт в ресторане «Ангара» на Калининском (Новый Арбат)»… То есть он строил на нас планы как на лабухов, которые в те времена играли практически во всех ресторациях страны. Мы, конечно же, были не готовы, решили не позориться и свернули эту лавочку.

Мир стал менее романтичным, но опыт для нас, десятиклассников, был усвоен; мы стали искать какие-то независимые пути, в первую очередь – инструменты. Мой знакомый нашел книжку «Как сделать электрогитару», и мы из досок и фанеры сделали бас и соло гитары, рассчитали колки, напаяли звучки… Подключили их к проигрывателю с усилителем, а из бобинного магнитофона и склеенной пленки сделали ревербератор. Барабанов не было, их заменяли нам то пластиковые кейсы-дипломаты, то кастрюли. Потом в какой-то школе нашлись старые барабаны. И в моей восьмиметровой комнате мы репетировали. Под этот аккомпанемент я пошел учиться в институт. В МАТИ, который находился в здании бывшего публичного дома по адресу Петровка, 27.Там на моём курсе была ещё другая музыкальная группа «Странный шум», а наша называлась «Резиновый гвоздь» – уже не помню почему, но время было такое ироничное, все дурачились, менялись записями. В нашем репертуаре в приоритетах были наши собственные композиции в стиле В. А. В скором времени вся эта лирика хитовая стала звучать вполне прилично. И мы периодически устраивали концерты человека на три.

И так постепенно в учебе и творчестве мы подошли к 1985-му году и Перестройке. Уже был брейк денс, уже был проект Козлова «Арсенал» с электронной музыкой и фильм «Танцы на крыше». Там снималась группа танцоров Андрея Колыхалова, которая гремела еще задолго до всех, но меня еще не цепляло.

М. Б. А еще был клип «Карабас-Барабас» Кальянова. Там танцевала театрально-цирковая тусовка. Знаю, что девочка, танцевавшая Мальвину, дочь театрального и циркового актера Юрия Медведева, Виктория. В 1991 году вместе с отцом она эмигрировала в США, где открыла свою школу танцев. Это к тому, что была первая волна брейкеров, частично из театрально-эстрадной среды, которая тоже подтанцовывала брейк, и уже был Гнеушев, открывший свои школу в ДК «Правда», и была еще школа в ДК «Комунна». К тому же появились иностранные фильмы на видео, и даже наши советские эрзацы брейк темы, в виде электроники и аэробики.

И. З. То, что я видел, будь то Street style Break Dance, меня это не особо цепляло, это был какая-то пародия на танец. То, что нужно было мне, там не было. Этим всем фанатели ребята из «Правды».

Я жил недалеко от ДК «Комунна», там были дискотеки и вел их диджей Иванчиков. А на сцене выступал солист группы «Рондо» Александр Иванов. И вот там бывал Олег Смолин, как шоумен. Он тяготел к пантомиме и взял многое от техники и образа английского комика Robert Shields и привнес это в брейк. Были и другие люди, от которых набирался опыта и сам Олег: два югослава и индус по имени Дипендр. Индус был какого-то княжеского происхождения, он заплетал волосы в длинную косу, а саму косу в чалму, и ходил так по городу. Когда я встретил Олега, он был уже достаточно взрослым. Именно он меня зацепил. Они выступали вдвоём с Сергеем Козловым, сыном руководителя группы «Арсенал». В выступлении Сергея Козлова я увидел шоу, но техники и чего-то гипнотического для меня в этом не было. А вот Смолин – да! Это все называлось «электрик-буги» или «робот». Смолин «перетекал», «ломался», «осыпался», и это не было попыткой что-то показать, это было естественное, настоящее. Олег потом «собирался», это все как-то двигалось и застывало. И это была история с развитием, при этом «фишек», которые были у многих танцоров, у него не было, просто отличная базовая техника. Он мог «перетечь» и застыть в какой-то форме – и это уже была фишка. Взрыв, движение, замирание и импровизация. И на это всегда можно было смотреть с наслаждением.