Нюргун Боотур Стремительный - [53]

Мы преподносим тебе,

Мы пригубить просим тебя

Из чорона хотя бы один глоток,

Дорогой наш дядя-тойон!

Ты попробуй нашей пищи слегка,

Ты отведай нашего каймака,

Ты беседой нас удостой!

И тогда — счастливый, прямой

Путь откроется пред тобой... —

Так умильно упрашивали богатыря

Три девушки рода айыы,

Подходя к нему с солнечной стороны,

И вот уже, повод взяв,

Сплетенный из золотых лучей,

Уже взяв коня за узду,

Кованную из солнечного огня,

С радостными возгласами, они

Сняли Юрюнг Уолана с седла,

На шести своих белых руках

На землю опустили его.

И вот — Юрюнг Уолан,

Юноша-богатырь,

Он как будто спать захотел,

Дремой затуманился взгляд,

Истомой наполнилось тело его,

Заныли суставы его,

Забыл он слово коня своего...

Он подумал: «Если проеду я,

Яства почетного не коснусь,

Не пригублю крепкого кумыса,

Приготовленного для меня

Прекрасными дочерьми

Солнечного рода айыы,

Поневоле обижу их,

И поблекнет имя мое,

И померкнет слава моя!»

И беспечно он в их усадьбу вошел,

С величавой осанкой вступил

В золоченое их жилье;

Покровом устланное дорогим,

Увидал широкое ложе-орон

И, как только сел на него,

Провалился орон под ним,

И в пропасть бездонную полетел

Доверчивый сын айыы...

Кувырком он в яму летел,

Ударяясь боками и головой

О выступы каменные в темноте.

Ломило в висках у него,

Грохотало в ушах у него;

Наконец, упал на глубокое дно,

Ударился о промозглое дно

Удалец злосчастный

Юрюнг Уолан...

Голову с трудом приподняв,

Кругом огляделся он, —

Увидел груды длинных костей

Давно погибших людей,

Увидел груды стройных костей

Нашедших здесь могилу себе.

Мертвеца в медвежьей дохе

Он под себя на льду подстелил,

Мертвецом в широкой волчьей дохе,

Как одеялом, укрылся он,

Третьего — в оленьей дохе —

В изголовье себе подбил

И улегся, не в силах рукой шевельнуть.

От удара падения с высоты

Все болело в теле его.

Горько думал Юрюнг Уолан:

— Видно, на погибель свою

Рассудок я потерял,

Предостережением пренебрег,

Слово коня моего забыл,

В безысходную беду я попал!.. —

Слезы из глаз его потекли,

Замерзая на похолодевших щеках,

Застывая сосульками на скула́х.

А три о́боротня-абаасы,

Встретившие недавно его

В виде трех дочерей айыы,

Три серые тени подземной тьмы,

Прикрыв руками клыкастые рты,

Издевались над ним, хохоча:

— Мы плохо ли заколдовали тебя,

Как хотели заколдовать?

Мы врасплох застали тебя!

Да возможно ли,

Чтобы сын айыы

Нашу западню обошел?

Да и как ты избегнуть мог

Восьмидесяти восьми

Изменчивых обманов и чар,

Что рассеял всюду

Хозяин-дух

Ледовитого моря Муус-Кудулу,

Могучий владыка подземных бездн

Уот Усутаакы? —

Так в подземельи

Гудел, грохотал

Оглушительный хохот,

Злорадный вой

Адьарайских чудовищных дочерей,

Принявших свой страшный вид;

Громко в ладони били они,

Прикрывая черные пасти свои,

Визжали, вопили они.

Увидя хозяина своего

В обиде такой, в беде,

Юрюнг Уолана-богатыря

Мотыльково-белый скакун,

Виднеющийся высоко

Над изгородью столбовой,

Привязанный к коновязи колдовской,

Трехслойный повод свой,

Словно корень травы быты[194], разорвав,

Гриву и хвост распластав,

К небесам взлетел,

Заржал в высоте,

Взывая к старшей сестре

Всадника своего,

Заклинательнице восьми небес,

Врачевательнице девяти небес

Удаганке Айыы Умсуур.

Такие слова Мотыльковый конь

Жалобно спел, проржал.

МОТЫЛЬКОВО-БЕЛЫЙ КОНЬ

Ыый-ыыйбын!!! Аай-аайбын!!!

Ты, мой плач, далеко лети,

Ты, жалоба моя, превратись

В одержимого крикуна,

В двухлетнего малыша-крикуна,

Чтобы зов отчаянный твой

Не умолкая, звучал

В солнечных чутких ушах

Небесной тетки моей

Удаганки Айыы Умсуур!

Слушай меня, Айыы Умсуур!

Владеющий Мотыльково-белым конем,

Виднеющимся высоко

Над высокой изгородью столбовой,

Где тройные засовы крепки,

Младший твой брат — Юрюнг Уолан,

Души твоей возлюбленный сын,

Наважденьем обманутый колдовским

Восьмидесяти восьми,

Словно облако, набегающих чар,

Далеко — на другом берегу

Моря бездонного Лэбийэ,

Что плещется, словно утка-турпан,

Шумно хлопает, словно утка-нырок,

К адьараям попал в западню

И упал в бездонный провал,

В погибельную подземную тьму...

Ты не медли теперь, не сиди!

К Айынга Сиэр Тойону пойди,

Породившему хозяина моего,

Говорившему в прежние времена:

«Трех моих лучших детей

Мне дороже Юрюнг Уолан, —

Пусть он век тройной проживет!»

Так в ту пору он говорил;

В знак обещанья своего

Он на макушке своей отрастил

Три длинных волоса золотых.

Ты волос один попроси у него,

Ты проворно вырви его,

Этим волосом золотым

Светлое дыхание спаси

Брата младшего своего! —

Плачущее ржанье коня,

Звонкое визжанье коня

Достигло вершины

Волшебной горы,

Прозвучало в чутких,

Как месяц, ушах

Удаганки Айыы Умсуур...

Едва услыхала голос коня —

Восхваляемая на восьми небесах,

Прославляемая

На девяти небесах,

Вечной блистающая красотой,

Величественная Айыы Умсуур,

Не мешкая, поднялась,

Немедля в путь собралась.

Надела на плечи свои

Подобную играющему огню

Красную одежду-броню,

Восемь колдующих бубенцов,

Как ноздри восьми жеребцов,

Девять бряцающих шаргунцов,

Как затылки девяти жеребцов.

Как таежное озеро величиной,

Как зеленый омут лесной,

В руки она взяла

Гулкий, звучно-тугой,

Четырехгранный бубен свой

В пышно свисающих

Пестрых кистях,

Бубен, полный глубоких чар,

Пробуждающихся в колдовском

Кружении вихревом...

Вот так, торжественно облачась,

В обиталище матери и отца

Она мгновенно перенеслась.