Нюргун Боотур Стремительный - [51]

Как опомнилась Айталыын Куо,

Видит она, что лежит

На нартах,

В ногах у тунгуса того;

С гиком гнал упряжку тунгус,

Белым облаком окружен;

Семь быстроногих оленей его,

Словно призраки, не касаясь земли,

Летели, дыша огнем...

ГОЛОС ТУНГУСА

Ай, красавица с восьмисаженной косой,

Айталыын Куо, подруга моя!

Как простодушно поверила ты,

Что от голода мог ослабеть,

Что мог до костей простыть

Ардьаман-Дьардьамана[191] сын,

Отважный тунгус-богатырь,

Бохсоголлой Боотур[192] удалой!

Какое сокровище я украл,

Какую редкую дичь поймал!

Хорошо, что будет в жилище моем

Достойная хозяйка-хотун,

Подруга — милая для меня! —

Так говоря, тунгус миновал

Девять перевалов крутых,

Восемь диких горных кряжей...

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Коль раскрою свой

Задремавший рот,

Коль развяжу

Продневавший рот, —

Подземный мир

Бездонную пасть

Раскрывать понемногу начнет.

С восьмикрайней, восьмиободной землей,

С холмистым аласом своим,

С долиной простясь родной,

Летающий над землей

На Мотыльково-белом коне

Юрюнг Уолан миновал

Перекресток восьми дорог,

Развилину девяти дорог;

По горам протоптав

Сверкающий путь,

На закат направился он,

В полет скакуна пустил,

Все быстрее, быстрее гоня,

Только по́ следу закурилась пыль,

Только заклубился туман...

Скакал богатырь,

На привал не вставал.

Он приход зимы

По снегам узнавал,

Наступленье весны

По дождям примечал.

Пределы елани своей

Он оставил давно за спиной,

Дебри лесные проехал он,

Тундру хмурую пересек;

Топи непролазные,

Зыбуны,

Что нечистью всякой полны,

Те — по воздуху перелетел,

Те — разбрызгал,

Конем расплескал...

Края земли

Достиг, наконец.

По дороге — ступенчатой,

Как горловина,

В подземную глубину

Медленно Юрюнг Уолан

Осторожно спускаться стал,

Боком ступать

Заставляя коня.

То рысью,

То шагом

Он проезжал

Неведомые места.

В густеющих сумерках перед ним

По краям дороги крутой

Белели кости богатырей,

Пропавших в древние времена

Людей уранхай-саха;

В вихре, налетающем из глубины,

Кружились высохшие черепа,

Призраки метались во тьме.

Неутомимо Юрюнг Уолан

По крутой дороге спешил,

По великому гибельному пути.

Чьи-то руки тянулись к нему,

Подставляя, как черпаки,

Ладони в черной крови.

Чьи-то клювы кривые

Тянулись к нему,

Щелкая и свистя...

Низко над его головой

Шарахалась в темноте,

Хохоча и визжа,

Илбис Кыыса;

То ли пел над ним,

То ли выл

Вестник смерти

Осол Уола...

И вот, глубоко под землей,

На распутье восьми дорог,

На узле девяти дорог

Увидел Юрюнг Уолан

Невиданное никем до того:

Грозное в величьи своем,

Слышное за девять дней

Шумом прибойных волн,

Ощутимое за шесть дней

Студеным дыханьем своим,

Различимое за три дня

Всплеском вздымающихся валов,

Мутно-реющее

В безбрежьи своем,

Бескрайнее ледовитое море

Муус-Кудулу-Байгал

Раскинулось перед ним...

Опустясь по крутому пути,

Очутился Юрюнг Уолан

На узком выступе береговом,

На обрывистой гранитной гряде

Чародейной северной стороны

Бушующей пучины морской;

Некуда было вперед пойти,

Нельзя воротиться назад.

Тут виднеющийся высоко

Над изгородью столбовой

Мотыльково-белый его скакун,

Широко расставив четыре ноги,

Как четыре белых столба,

В срок, пока закипят на огне

По очереди два больших котла,

Выпустил шумно мочу,

Как бушующий водопад,

Как три разлившиеся реки,

И на языке уранхай-саха

Человеческим голосом заговорил.

МОТЫЛЬКОВО-БЕЛЫЙ СКАКУН

Анньаса! Анньаса!

Эй, назначенный мне судьбой,

Хозяин мой удалой,

Чего испугался ты?

В огнях, в громах,

В облаках Дьэсегей

Пролетающий над землей,

С небесных пастбищ меня пригнав,

Такой мне давал наказ:

Если твой

Наездник-тойон

В чужих краях в беду попадет

И страх на него нападет,

Ты ему тогда послужи,

Сокровенное слово скажи...

Теперь этот срок наступил.

Мы в такое место попали с тобой,

Где ни брода нет,

Ни дороги нет...

Льдины тяжелые громоздя,

Прибоем плеща,

Шугой грохоча,

Огнереющее перед нами кипит

Море Муус-Кудулу;

Мы — на северной, вихревой

Чародейной его стороне.

Это плещется,

Словно утка-турпан,

Шумно хлопает,

Словно утка-нырок,

Широкий морской

Залив Лэбийэ[193]...

Если это место нам миновать,

Над пучиной перелететь,

За́ морем —

На другом берегу

Замелькают по сторонам

Русла речек

В уремах густых,

В зарослях ивняка.

Мы проедем восемь камней,

Что воют,

Словно восемь волков,

Минуем девять пестрых гор,

Что ревут, словно девять свирепых львов,

Вздыбивших гривы свои;

Вступим в сумрачную страну,

Где луга с увядшей травой,

Где завалами в чащах лесных

Бурями поваленный сухостой,

Где песчаные косы лежат,

Как осадки выпитого кумыса,

Где свирепые ветры ревут,

Где летящие вихри свистят,

С треском ломая стволы

Лиственниц вековых;

Где землю жестокий бьет градобой,

Где любая градина камнем летит

С голову подтелка величиной...

Мы проедем болотистую страну,

Где огромные лягушки живут

С кобылицу отгульную величиной,

Где копаются муравьи

С теленка двухтравного величиной,

Где рогатые выбегают жуки

С быка-трехлетка величиной...

Солнце сумрачно,

Месяц щербат

На далеком другом берегу

Моря льдистого

Муус-Кудулу...

Там выбрасывает прибой

Убитых богатырей,

Там на отмель выносит волна

Растерзанных женщин тела,

Там качает зыбь, как шугу,

Мертвых девушек молодых,

Там на глыбах валяются ледяных

Трупы юношей удалых...

А потом опять на нашем пути

Речки бурные побегут

С берегами, обросшими ивняком...

Долина откроется нам,

На долине той —

Золотое жилье;

Оттуда три девушки выйдут к тебе,