Ньюгейтская невеста - [23]

– Значит, будем болеть вместе. – Даруэнт улыбнулся и поцеловал горячие сухие губы. Подняв голову, он увидел, что Долли одновременно смеется и плачет. Месяцы в Ньюгейте, даже угроза виселицы показались ему мелочью. – Положи голову на подушку и не пытайся сесть. Что с тобой, Долли?

– Не знаю. Думаю, ничего страшного. – Она не разжимала объятий, внимательно разглядывая лицо Даруэнта. Ее мягкий голос с дикцией и грамотностью речи, доведенными до совершенства мистером Реймондом, исполняющим обязанности режиссера «Друри-Лейн», звучал невнятно. – Миссис Роли говорит, что это лихорадка.

Даруэнт гладил волосы Долли, поддерживая девушку левой рукой.

– Я слышала, что тебя не… – Она хотела сказать «не повесят», но вздрогнула и не сумела окончить фразу. – Я не могла быть рядом с тобой. Боже, как я боялась!

– Успокойся, дорогая. Сейчас это не имеет значения.

– Потом кто-то сообщил, что тебя выпустили из тюрьмы. Я плакала от счастья… Нет, не целуй меня! – Но Долли обрадовалась, когда он ее не послушал.

– Все, что случилось со мной, уже в прошлом. Но где ты была все это время?

– Я не могу тебе рассказать, – прошептала Долли. – Я не рассказала даже миссис Роли. Но ты не должен думать… Ты знаешь, Дик, что до встречи с тобой у меня были другие мужчины. Я ничего от тебя не скрывала.

Даруэнт кивнул. Мужчин терзает ревность к прошлому, а женщин – к настоящему и будущему.

– Но с тех пор у меня не было никого, кроме тебя, и никогда не будет. – Долли улыбнулась и снова вздрогнула. – Помнишь, Дик, когда я видела тебя в прошлый раз?

– Еще бы!

– Я была в костюме леди Макдуф[56], со стеклянными драгоценностями…

Стеклянные драгоценности! Раз уж она упомянула Шекспира, то на Крэнборн-Элли есть ювелир по имени мистер Гамлет, который откроет для нее все свои сундуки, подумал Даруэнт, но ком в горле удержал его от напыщенной фразы.

– Я так и не сыграла эту роль, – засмеялась Долли.

– Почему?

– Они не решились доверить ее мне. Мистер Реймонд говорит, что у меня музыкальный голос и что я могла бы играть на фортепиано или клавесине. Но я не актриса, Дик!

– Успокойся, Долли.

Она устремила взгляд на балдахин кровати.

– Забавно! В жизни я веду себя естественно, а на сцене становлюсь деревянной. – На губах девушки снова мелькнула улыбка. – Помнишь тот вечер, когда я играла жену Брута[57], и римская вилла выглядела настолько реальной, что я прислонилась к одной из колонн и упала вместе с ней? Или ночи, которые мы проводили в Воксхолл-Гарденз и когда мы смотрели фейерверк? Да и все наши ночи!

– Ложись, Долли. Сейчас я опущу твою голову на подушку.

Девушка повиновалась. Но когда она распрямила колени, Даруэнт увидел, как ее лицо исказила судорога боли. Он пожалел, что не позвонил в дверь каждого врача по пути сюда.

– Тебе больно, Долли?

– Это ничего.

– Скоро здесь будет лучший хи… лучший врач в Лондоне. Но мы не можем и дальше обременять Роли. Они бедны, как Лазарь[58]. Я хочу забрать тебя…

Долли приподняла голову, как будто что-то смутно припомнив. Не глядя в лицо Даруэнту, она украдкой посмотрела на его одежду.

– Дик, откуда это…

– Дело в том, – виновато произнес он, проглотив комок в горле, – что я унаследовал кое-какие деньги. Поэтому я хочу тебя забрать…

– Нет! – горячо воскликнула Долли, опершись на локоть. – Даже если ты получил сотню фунтов, я не…

– Я получил немного больше. Понимаешь…

– Я уже говорила тебе! – прервала Долли. – Я буду жить с тобой, как прежде, потому что люблю тебя. Но я ничего от тебя не возьму, кроме угощения. Я не стану принимать подарки. Это неправильно.

– Долли, дорогая, послушай меня…

Дабы продемонстрировать, что она не сердится, Долли улыбнулась. Ее глаза прояснились.

– Помнишь, как ты выиграл пари на пять фунтов и хотел отдать деньги мне? Я их не взяла, а ты так рассердился, что разорвал банкнот! – Она наморщила лоб. – Из-за чего было пари?

– Я забыл, Долли. Не помню ничего, кроме тебя.

– Какая же я глупая! – воскликнула Долли. – Это произошло в фехтовальной школе. Сын владельца компании по торговле золотыми слитками с Ломбард-стрит осмелился предложить тебе помериться силами на настоящих саблях… – Она внезапно отпрянула. – В чем дело, Дик? Ты посмотрел на меня так, словно ненавидишь меня!

– Не тебя, Долли.

– Тогда кого?

– Я думал о человеке по имени… Это не важно.

Страх, что она рассердила Дика, исчез из глаз Долли. Опираясь на локоть, бедняжка цеплялась за ускользающие воспоминания, словно опасаясь, что у нее нет будущего.

– Сын владельца компании сделал выпад, целясь острием тебе в грудь, но ты парировал, а потом срезал у него с головы локон и извинился. Я не боялась, Дик, так как знала – он не сможет даже прикоснуться к тебе.

Долли шевельнула коленом, и новый приступ боли вынудил ее беспомощно откинуться на подушку.

– Что с тобой, Долли? Где у тебя болит?

Девушка неуверенно приложила руку к правому боку и провела ею по животу.

– Болит, только когда я шевелю ногой. Это очень странно. У меня ноги как доски.

Даруэнт вскочил. Он привык во всем полагаться на своего адвоката и хотел позвать Малберри, но внезапно увидел, что тот уже здесь.

Мистер Малберри, со шляпой в руке, стоял в дверях вместе с супругами Роли. Даруэнт не сразу понял, почему у миссис Роли слезы на глазах, а ее супруг близок к проявлению аналогичных эмоций.