Нью-Йоркский марафон. Записки не по уму - [7]
Люди за века много чему научились. Яблоки, огурцы с помидорами хранят так, что позавидуешь.
Нелюдям – овощам.
А еще кому? Пиджакам, шубам, обувке… Уход за ними потрясает.
Мебели, транспорту личному, кольцам, брошкам, фарфору…
А я кому завидую? Страшно признаться. Завидую, но неживому.
Репей из реплик.
25-й километр
Мне как-то один древний дед сказывал, как в прежние времена к смерти отходили.
Ежели собирался человек помирать, разрешения у родных, у соседей на смерть спрашивал.
А те, прежде чем ответ дать, интересовались:
– А была ли в твоей жизни любовь?
– Да.
– Тогда иди с Богом, всего тебе доброго.
А как оказывалось, что не было любви, то, невзирая на старость, хвори, поднимали миром и отправляли, благословляя, на поиски любви. Без любви из жизни уходить – грех великий.
В декабре дни – что малые дети.
Отсутствие навыков в поэзии – беда власти. Прогнать бы их всех через курсы поэтические, тогда бы нам жизнь заулыбалась.
В давние-то времена справедливость между болью и удовольствием руками праведников мерили. Потом Шопенгауэр глупость сморозил о тождестве этих понятий, приведя в пример двух животных, когда одно поедает другое.
Тёзки по тоске прописку меняют.
Дежурю по дружбе, а дрожжи где взять?
Не ясно одно, зачем птицы летают? Небо не кормит.
26-й километр
Из-за того что Земля – не шар, службу выгодно нести на Севере, а квартиру иметь – на Юге.
– Какая единица измерения у несвободы?
– Человек.
Встретились двое неразговорчивых. Руки пожали. Один подбородком в небо указал. Другой земле кивнул. Откланялись и разошлись каждый в свою сторону. Без единого слова, а поговорили обо всем.
У таких людей слово – праздник.
Свобода – высшая грань интима. Она почти невидима, а вкус ее с губ не сходит.
И сплетни, и молва, и слухи – фастфуды.
В России у добра и зла другие имена. Добро – подвиг. Зло – подлость.
Человек – черновик. Господь нас перепишет заново.
У нас, кроме Пушкина, все сидят, он один за нас стоит.
Феномен в ремесле – Фидель Кастро. Настоящий шеф-повар! Он столько свежести внес в унылое блюдо современности. И жив до сих пор, курилка, дай ему Бог здоровья!
На манифест Михалкова:
Господи, растолкуй им, что и Карла назвали Великим, и Екатерину Великой нарекли – за мысль одну, но Великую: «Не стоит лезть, остальные ума имеют поболе моего».
Он-лайны власти – лай в одну калитку.
Отпуск, как космос.
27-й километр
Столкнулся как-то со своим учителем.
– Как я рад, твои фото по всему городу висят. Знал – знал, что в люди выбьешься.
– Не мои это фото, а верблюда, он герб города, учитель.
– Поганец ты и есть поганец, как же я в тебе ошибся, морда твоя верблюжья.
Подоконники приручают кошек, цветы в горшках и локти…
Был на выставке бабочек. Их там сотни – легких, прозрачных, как воздух утра. Необычайно нежные, незамысловатые линии восторга. У меня правило – посмотрел, уходи, глаза больше, чем уши. Замешкался – пришлось слушать. Оказывается, женщина коллекционировала мужские профили, а потом заколдовала их в замкнутые контуры бабочек.
Человечество – это сон, а сны порой сбываются.
– Кто на выборы не ходит?
– Тот, кто книги читает.
– А кто ходит на выборы?
Средства массовой информации стирают лица с людей.
Самый честный вопрос: «Почему?»
Самый точный ответ: «Не знаю!»
У кого больше места на земле: у людей или у следов от них?
Свобода – это свадьба с самим собой.
28-й километр
Из доклада: «Итак, об успехах. Раньше у нас был один писатель, сейчас сотни».
Голос из зала: «Кто он, этот, который один?»
– Толстой.
Неудобная тишина.
Чуковский собрал словарь ругательств собратьев по перу на Леонида Андреева. Завершил бочку дегтя ложкой меда от Толстого: «Я с удовольствием читаю Ваши рассказы».
Вывод: один в России больше, чем один.
С остальными числительными всё в порядке.
Нашему народу хоть кол на голове теши, а он всё будет утешать себя, что это прическа такая.
– Эй, птицы небесные, отчего город мой трясет?
– Людей с весом маловато, вот и трясет.
Что чуда ждать? Есть человек, вот и чудо. Нет – значит рожать пора.
Ум – последний бастион независимости. Когда падёт, численность домашних животных увеличится.
Люди у нас хорошие, а живем, хуже не придумаешь.
Думаю, дело в географии. Пора африканцам на наше место, позагорали и буде. А мы всем скопом в Африку махнем.
С экономикой и там не выгорит, а в футбол будем гонять круглый год. Фурсенко не оконфузим. В 2018-м станем чемпионами если не мира, то Африки.
Глупо? А жить так – не глупо?
А я бы в Африку не поехал, и поселок свой, где мама меня родила, не пустил. Мы бы сажали картошку, жарили бы ее по вечерам, сдабривая зеленым лучком подоконников, рвали бы души от тоски, крутили бы на ночь «Последний бой майора Пугачева». Там вера у всех одна – свобода.
Не знаю, добегу ли…
Если настоящее безгрешно, значит, во власти. Отчаиваться не стоит. Будущее восполнит…
И черепахи, и улитки способны передвигаться с достойной скоростью. В медлительности повинны люди, что до сих пор не могут прочесть тайные письмена на панцирях спин.
29-й километр
– А есть самый-самый красивый цветок?
– Есть.
– Как его имя?
– Имя ему – Любовь.
– В каких садах он растет?
– В любых, кроме садов благодарности.
