Нью-Йорк - [323]

– Я вас не понимаю.

– Я говорю о всех богатствах этого города. Обо всей жизни. О газетах, театрах, галереях, джазе, всевозможной суете. В Нью-Йорке найдется практически все, и он хотел показать это во всей полноте. Люди съезжаются сюда со всего мира, здесь полно самых разных культур и диаспор, но вам не нужно ничего, кроме одного – возглавить банк. Это не очень интересно.

– Нью-Йорк всегда привлекал меня своим финансовым успехом. Это мощная штука.

– Вы помните про доткомовский бум? Одна беда: он оказался мыльным пузырем.

– Может быть.

– А разве вам не известно, что есть и другой пузырь? Пузырь ожиданий. Огромные дома, личные самолеты, яхты… дурацкие оклады и премии. Люди начинают хотеть их и ждут. Но пузырь ожиданий тоже лопнет, как всякий другой.

– Тогда вы не сможете продавать Пикассо.

– Приходите в галерею, и я продам вам красивые работы по более разумной цене. Но суть в том, что они будут иметь ценность. Это неподдельная красота, творение духа. Это искусство. В Нью-Йорке много таких, как я, а вы нас не заметили. Вы видите только доллары.

– В детстве бабушка подарила мне серебряный доллар, – сказал Горэм. – Я решил, что это символ нашей былой семьи, когда у нас были деньги. Я до сих пор ношу его в кармане как напоминание, откуда я родом – из старой фамилии Мастер, с пути которой сбился мой отец. Наверное, вы сочтете это глупостью, но мне кажется, что бабушка передала мне монету как талисман.

– В самом деле? Должно быть, это доллар Моргана.

– Да. Но откуда вы знаете?

– Потому что я тогда встречалась с вашим отцом, и он рассказал. Ваша бабушка захотела вам что-нибудь подарить и спросила у Чарли совета. Вот он и дал ей доллар, который купил у коллекционера, чтобы она вручила вам. Ваш серебряный доллар – подарок Чарли. Все прочее – ваши домыслы.

Горэм немного помолчал, затем тряхнул головой:

– По-вашему, я брежу.

– Люди тянутся в Нью-Йорк за свободой, а вы построили себе тюрьму, – вздохнула она. – Я любила вашего отца, Горэм, но рада, что вышла за своего мужа. А знаете, как мы построили семейную жизнь? Слой за слоем. Общие переживания, дети, верность. Слой за слоем, пока не обрели нечто невообразимо ценное. И мы постарались передать это детям. Все, что могут сделать родители, – научить жизни детей. Вряд ли у вас это получится из Бостона. – Она посмотрела на часы. – Мне пора.

– Мне, наверное, тоже.

Сара Адлер встала:

– Я прочла вам лекцию, а теперь сделаю подарок. Я знаю, вам нравится эта вещь. Когда-то я отдала ее вашему отцу, а теперь передаю вам. – Она протянула ему рисунок Мазервелла. – Пожалуйста, Горэм, возвращайтесь домой и живите счастливо. Тогда и я буду очень рада. – Она коротко улыбнулась. – Разрешаю вам расплатиться за завтрак.

С этими словами она быстро пошла прочь.

Горэм ждал счет, и вдруг его осенило. Он выбежал из обеденного зала.

Сара Адлер уже садилась в такси на Парк-авеню, когда он ее настиг.

– Я тоже хочу вам кое-что отдать. – Он протянул ей вампумный пояс. – Отец – ручаюсь – оставил бы его вам, но можете считать это подарком от меня.

– Что ж, спасибо. – Она вперила в него взгляд. – Подумайте о том, что я сказала. – Затем, озорно улыбнувшись, она повязала пояс себе на талию. – Как я выгляжу?

– Великолепно.

– Значит, так и есть.

Она скрылась в такси, и Горэм, когда оно тронулось с места, пошел обратно платить по счету.

– Куда? – спросил шофер, направив машину по Парк-авеню.

– Всемирный торговый центр, – ответила Сара Адлер.

Какое-то время Горэм сидел за столом. Он размышлял о дальнейшем. Посмотрел на часы. Если он хочет встретиться с хедхантером, то лучше поторопиться. С рисунком под мышкой он вышел на Парк-авеню, и через несколько секунд такси уже везло его на юг.

На магистрали ФДР пробок не было. Такси обогнуло клин Нижнего Ист-Сайда у Вильямбургского моста. Дальше были Манхэттенский мост, потом Бруклинский и сразу после, где набережная, – Саут-Стрит-Сипорт.

Там он принял решение. Когда такси выехало на Саут-стрит и свернуло на Уайтхолл, он вынул сотовый. Встречи не будет.

Ему не хотелось сразу же возвращаться в офис. Он вышел из такси и решил позвонить Мэгги.

Около 7.59 утра 11 сентября 2001 года рейс 11 «Американ эйрлайнс» вылетел в Лос-Анджелес из бостонского международного аэропорта Логан. На борту «Боинга-767» находились девяносто два пассажира, включая экипаж. Вскоре после 8.16 самолет, летевший на высоте двадцать девять тысяч футов, отклонился от заданного курса и перестал отвечать на запросы авиадиспетчерской службы Бостона. Какое-то время его местонахождение оставалось неизвестным.

В 8.26 самолет повернул на юг, и на земле услышали приказы, которые отдавал пассажирам предводитель угонщиков. В 8.30 самолет засекли. Объединенное командование ПВО Североамериканского континента было поставлено в известность и подготовило к вылету с массачусетской базы «Отис» два истребителя F-15.

В 8.43 самолет выполнил последний поворот и взял курс на Манхэттен.

Его приближение к городу заметили считаные единицы. Поначалу вид низко летящего к Манхэттену самолета не вызвал никаких подозрений. Невдалеке находился аэропорт Ла Гуардиа, и лайнеры часто снижались над городом, пусть и другим маршрутом. Самолет почти не было видно с улиц, из узких ущелий со стенами-небоскребами. Однако с берега, а также из-за реки, в Нью-Джерси, его засекли. Он не казался неуправляемым, но летел слишком низко. Некоторые очевидцы решили, что у пилота возникли проблемы и он готовится к аварийной посадке на Гудзон.