Нусантара - [42]

Должен сказать, что промысел ласточкиных гнезд еще опаснее, чем сбор гагачьего пуха и птичьих яиц на прибрежных утесах Баренцева моря. Не мудрено, что многие сборщики срываются в грохочущую под ними громаду океанских волн. Яванцы со свойственным им фатализмом говорят:

— Его забрала к себе Наи Лори Кидул — богиня Индийского океана.

При отливе и в тихую погоду мы могли пробраться вдоль скал на два-три километра. Дальше начинались «непропуски» или «непроходы», как говорят на Дальнем Востоке. Фауна была здесь неизмеримо богаче, чем на песчаных пляжах. Но и она носила отпечаток океанского прибоя, смягченного, правда, и здесь подводными скалами. На этих скалах преобладали организмы либо приросшие, либо умеющие плотно присасываться к субстрату. Поэтому для их сбора требовалось зубило, стамеска и геологический молоток.

В прирастающих к скале конических известковых раковинах морских желудей непосвященный никогда не узнает рачка. Тем не менее это ракообразные из отряда усоногих. Как и все их другие родственники, они имеют плавающую в планктоне личинку, которой свойственны все рачьи черты. Личинка оседает на пригодном для нее каменистом субстрате и неузнаваемо преображается. Она обрастает толстым известковым домиком, из которого под водой высовывается веточка усоножек, производящая ритмичные колебательные движения. При этом в раковину поступают микроскопические частички пищи и необходимый для дыхания кислород. Когда же раковина оказывается на воздухе, верхние крышки ее плотно замыкаются, и в таком состоянии рачок может существовать без воды многие дни и месяцы.

Впрочем, морские желуди в изобилии представлены почти во всех наших морях, и некоторые виды почти не отличаются от тропических. Однако только в тропиках живет крупная пористая тетраклита (правда, наш гигантский балаиус Эвермана превосходит ее по размеру во много десятков раз, но он встречается лишь на глубинах Охотского моря, тетраклиту же можно иногда добывать, даже не замочив ног). К усоногим относится также уточка мителла, о родственнике которой — лепас мы уже упоминали. Домик этой ютящейся в расселинах съедобной (и очень аппетитной на вид) морской уточки в отличие от большинства усоногих состоит из кожистой оболочки, в которую вкраплены лишь отдельные известковые пластинки.

Плотно прирастающие к скалам устрицы имеют здесь очень толстостенные створки раковин, так что для тела моллюска остается очень мало места, поэтому их пищевая ценность гораздо ниже, чем устриц Черного и Японского морей. Эти раковины трудно отбить от скалы, не повредив моллюска, зато среди их живых и мертвых створок можно найти много других мелких животных.

У морских блюдечек раковины имеют форму уплощенного колпачка. Они могут двигаться и соскребать со скал микроскопические водоросли, но когда блюдечки присасываются к скале, оторвать их не менее трудно, чем приросшие организмы. Когда же все-таки удается отделить морское блюдечко от субстрата, на скале остается отпечаток краев его раковины. В скалистых расселинах ютятся моллюски со спирально закрученными раковинами — удлиненные литторины, конические волчки турбо, массивные, с нежной белой оторочкой нериты и снабженные причудливыми выростами тане и мурексы. Плоские крабики под ударом воли плотно прижимаются к скале, другие же, покрупнее, больше уповают на свою быстроту и силу.

В углублениях скал плотно прижаты своеобразные морские ежи — фиолетовые кололобоцентротусы. Со своими иглами, превратившимися в плоские чешуйки, они похожи на обрубленные еловые шишки. Весь обтекаемый облик этих ежей говорит о том, какие свирепые удары волн приходится им переносить.

Встречаются здесь морские ежи и более «нормального» вида, с длинными колючими иголками, но они могут существовать лишь в надежно укрытых от прибоя углублениях, благо их немало в рыхлой известковой породе. Вытащить из такой ямки упирающегося иголками ежа очень трудно, приходится вырубать его вместе со стенками жилища. Иногда же выросший в такой ямке еж вообще превосходит по величине входное отверстие. Мы встречали ежей с искривленным скелетом, повторяющим изгибы их пожизненной тюрьмы, а также заживо замурованных хитонов — плоских моллюсков, сверху похожих на аккуратно сложенную крышу из черепицы.

От работы молотком и зубилом уставали руки, но это была хорошая практика для будущих работ на коралловых рифах, где значительную часть животных можно извлечь, только раздробив кораллы. В толще известняка мы часто находили моллюсков-камнеточцев: круглые цилиндрики литофаг и зазубренные раковины морских фиников фолад. Прекрасные актинии представали перед нами в виде съежившихся слизистых комочков. С ними было много возни. Сначала отчленить от камня, не повредив нежной подошвы этого живого мешочка, а затем долго выдерживать в растворе ментола все время меняющейся концентрации, пока наркотизированная актиния не расслабит своих напряженно втянутых щупалец и не превратится снова в тот изысканный по форме и расцветке цветок, каких не увидишь в самых лучших оранжереях. Эта утонченная красота не мешает актинии быть самым прожорливым и неразборчивым хищником.