Нур-ад-Дин и Мариам - [30]
– О, Нур-ад-Дин, – ответила Амаль, почувствовав насмешку в голосе юноши, – я всего лишь не очень умная и не очень опытная девушка. И потому могу иногда ошибаться…
«Да она еще глупее, чем мне показалось сначала!»
– О да, – учтиво согласился Нур-ад-Дин, – умение ошибаться свойственно всем. Но не все умеют осознавать свои ошибки…
«Неужели я сказала что-то неправильно? Но разве не следует во всем соглашаться с мужчиной? Разве не следует ему льстить, называя и самым умным, и самым добрым?»
– Быть может, если бы ты, прекрасный Нур-ад-Дин, указал мне на мои ошибки, помог бы их исправить, я бы стала чуточку умнее…
Нур-ад-Дин изумился этим словам. Его невеста ни за что не позволила бы себе даже помыслить о чем-то подобном! И только вспомнив о Мариам, Нур-ад-Дин сообразил, что он сам не так давно отказался от всех женщин… И в первую очередь от той, которую вспоминал теперь и всякий день, и, что тут греха таить, каждую ночь.
– Увы, прекрасная Амаль, мне не под силу быть чьим-то наставником… Да и не люблю я кого-то чему-то учить!
– Даже меня, о Нур-ад-Дин? Ведь я всего лишь юна и глупа…
Амаль захлопала глазами. Быть может, если бы она не сделала этого, ее попытки очаровать Нур-ад-Дина увенчались бы успехом. Но после слов о собственной глупости девушка перестала для Нур-ад-Дина существовать. Ибо он превыше всего ценил в женщине то, что наблюдал у собственной матери – самоуважение, умение не пасовать перед трудностями, опираться на собственные силы… О, конечно, его матушка никогда бы не стала никого просить помочь ей, поучить ее. Она всегда была уверена в собственных знаниях и – о, как это прекрасно – готова была помочь делом и словом всем, кто в этом нуждался.
– Даже тебя, Амаль. Я же сказал – не люблю и не умею учить. Нет у меня ни терпения к чужим глупостям, ни снисхождения.
– Как жаль… – протянула девушка.
– А мне нисколько не жаль. Я не люблю тех, кто унижает себя ради какой-то выгоды. Я не люблю тех, кто не ценит собственный разум. И, о Аллах всесильный, я не люблю женщин, которые готовы на самоуничижение ради того, чтобы удостоиться внимания мужчины.
Разговор принимал совсем не тот оборот, на который рассчитывала Амаль. Прекрасный юноша вдруг исчез, и рядом с ней стоял грубый мужлан, не способный понять потаенной сути ее слов. Да разве она не ценит себя? Разве не уважает собственный разум? Разве унижается перед кем-то?
– О Нур-ад-Дин, мне не хочется верить своим ушам, но… Неужели ты говоришь обо мне?
– Увы, добрая Амаль, я говорю о тебе… разве достойно уважающей себя девушки столь унизиться, чтобы просить об уроке мужчину, причем мужчину малознакомого, жениха другой девушки?
– Но мне казалось, что тогда, у Мариам, ты меня понял… Ты… Ты ответил на мои чувства…
Амаль лепетала еще что-то, с каждой секундой падая все ниже в глазах Нур-ад-Дина.
– Аллах всемилостивый, девушка! Что ты такое говоришь? Какие чувства?
– Мне показалось, что ты воспылал ко мне столь же сильно, сколь я воспылала к тебе…
Увы, грезы Амаль давно уже стали для нее куда большей реальностью, чем сама жизнь. И теперь, в миг, когда действительность в пух и прах разбивала ее придуманный рай, девушка выглядела еще глупее, чем была на самом деле.
Нур-ад-Дин, и без того настроенный весьма неласково, теперь был просто полон отвращения к Амаль. Причем настолько, что позволил себе слова, каких воспитанный юноша вовсе не должен говорить девушке, тем более в него влюбленной.
– Я? Воспылал чувствами? И к кому – к тебе? К глупой курице, к тому же павшей столь низко, чтобы пытаться увести чужого жениха? Неужели я похож на подобного безумца? Ведь воспылать чувствами к такой может лишь мужчина, который готов пойти на казнь! Любой непременно сбежит, едва только попытается с тобой заговорить! Воспылал чувствами! О Аллах всемогущий!
С каждым следующим словом Нур-ад-Дина Амаль все ниже опускала голову. Лицо ее горело, краска заливала шею. Слова эти, злые и, конечно, незаслуженные, как казалось девушке, впивались сотней отравленных кинжалов в самое ее сердце. О, какая же она была дура! Как она могла прельститься этим неумным, нечутким, злым и жестоким человеком! Где были ее глаза, как она могла принять этот холодный взгляд за взгляд влюбленного, это сухие слова за слова друга?
Нур-ад-Дин готов был продолжить, но Амаль вполне хватило услышанного. Она почувствовала, что с нее уже достаточно и грубостей и унижения. Не очень понимая, что творит, девушка вытащила из корзинки испачканное рукоделие и бросила его прямо в лицо Нур-ад-Дина.
От неожиданности тот захлебнулся собственными словами. И тогда Амаль закричала:
– Да как ты смел! Кто ты такой? Пустой тюрбан… Безмозглый осел… Ничтожество… Вот и оставайся с ней! Только ее ты и заслуживаешь!
И девушка со всех ног бросилась к калитке своего дома. Слезы душили ее. О, какое счастье, что она не ведала, какую беду могла бы наслать на любого, кто просто косо на нее посмотрит! До этого урока в волшебной книге она еще не добралась.
И уже за одно это Нур-ад-Дину стоило бы ежедневно, да что там, ежечасно благодарить Аллаха всесильного и всемилостивого!
Последние же слова Амаль стали для души юноши настоящим откровением. Он выпрямился, отряхнул одеяние и проговорил:
