Nunc dimittis (Ныне отпущаеши) - [7]

Здесь мне следует сказать, что картины реставрирую я сам и делаю это неплохо. Например, подчистить картину — задача относительно простая, если есть терпение и легкая рука, а с теми профессионалами, которые делают невероятный секрет из своего ремесла и требуют за работу таких умопомрачительных денег, я дела не имею. Что касается моих картин, то я всегда занимаюсь ими, сам.

Отлив немного скипидару, я добавил в него несколько капель спирта. Смочив этой смесью, ватку, я отжал ее и принялся нежно, очень нежно, вращательными движениями снимать черную краску платья. Только бы Ройден дал каждому слою как следует высохнуть, прежде чем наложить другой, иначе два слоя смешались и то, что я задумал, будет невозможно осуществить. Скоро я об этом узнаю. Я трудился над квадратным дюймом черного платья где-то в районе живота дамы и времени не жалел, тщательно счищая краску, добавляя в смесь каплю-другую спирта, потом смотрел на свою работу, добавлял еще каплю, пока раствор не сделался достаточно крепким. чтобы растворить пигмент.

Наверно, целый час я корпел над этим маленьким квадратиком черного цвета, стараясь действовать все более осторожно, по мере того как подбирался к следующему слою. И вскоре показалось крошечное розовое пятнышко, становившееся все больше и больше, пока весь квадратный дюйм не стал ярким розовым пятном. Я быстро обработал его чистым скипидаром.

Пока все шло хорошо. Я уже знал, что черную краску можно снять, не потревожив то, что было под ней. Если у меня хватит терпения и усердия, то я легко смогу снять ее целиком. Я также определил правильный состав смеси и то, с какой силой следует нажимать, чтобы не повредить следующий слой. Теперь дело должно пойти быстрее.

Должен сказать, что это занятие меня забавляло, я начал с середины тела и пошел вниз, и, по мере того как нижняя часть ее платья по кусочку приставала к ватке, взору стал являться какой-то предмет нижнего белья розового цвета. Убейте, не знаю, как эта штука называется, одно могу сказать — это была капитальная конструкция, и назначение ее, видимо, состояло в том, чтобы сжинать расплывшуюся женскую фигуру, придавать ей складную обтекаемую форму и создавать ложное впечатление стройности. Спускаясь все ниже и ниже, я столкнулся с удивительным набором подвязок, тоже розового цвета, которые соединялись с этой эластичной сбруей и тянулись вниз, дабы ухватиться за верхнюю часть чулок.

Совершенно фантастическое зрелище предстало моим глазам, когда я отступил на шаг. Увиденное вселило в меня сильное подозрение, что меня как бы дурачили, ибо не я ли в продолжение всех этих последних месяцев восхищался грациозной фигурой этой дамы? Да она просто мошенница. В этом нет никаких сомнений. Однако интересно, многие ли другие женщины прибегают к подобному обману? — подумал я. Разумеется, я знал, что в те времена, когда женщины носили корсеты, для дамы было обычным делом шнуровать себя, однако я почему-то полагал, что теперь для них остается лишь диета.

Когда сошла вся нижняя половина платья, я переключил свое внимание на верхнюю часть, медленно продвигаясь наверх от середины тела. Здесь, в районе диафрагмы, был кусочек обнаженного тела; затем, чуть повыше, я натолкнулся на покоящееся на груди приспособление, сделанное из какого-то тяжелого черного металла и отделанное кружевом. Это, как мне было отлично известно, был бюстгальтер — еще одно капитальное устройство, поддерживаемое посредством черных бретелек столь же искусно и ловко, что и висячий мост с помощью подвесных канатов.

Боже мой, подумал я. Век живи — век учись. Но наконец работа была закончена, и я снова отступил па шаг. чтобы в последний раз посмотреть на картину. Зрелище было и вправду удивительное? Эта женщина, Жанет де Пеладжиа, изображенная почти в натуральную величину, стояла в нижнем белье дело, по-моему, происходило в какой-то гостиной, — и над головой се свисала огромная люстра, а рядом стояло кресло, обитое красным бархатом, притом сама она — это было особенно волнующе — глядела столь беззаботно, столь безмятежно, широко раскрыв свои голубые глаза, а безобразно красивый рот расплывался в слабой улыбке. С чем-то вроде потрясения я также вдруг отметил, что она была необычайно кривонога, точно жокей. Сказать по правде, все это меня озадачило. У меня было такое чувство, словно я не имел права находиться в комнате и уж точно не имел права рассматривать картину. Поэтому спустя какое-то время я вышел и закрыл за собой дверь. Наверно, это единственное, что требовали сделать приличия.

А теперь — следующий и последний шаг! И не думайте, раз уж я в последнее время не говорю об этом, будто за последние несколько месяцев моя жажда мщения сколько-нибудь уменьшилась. Напротив, она только возросла, и, когда осталось совершить последний акт, скажу вам, мне стало трудно сдерживаться. В эту ночь, к примеру, я вообще не ложился спать.

Видите ли, дело в том, что мне не терпелось разослать приглашения. Я просидел всю ночь, сочиняя их и надписывая конверты. Всего их было двадцать два, и мне хотелось, чтобы каждое послание было личным. «В пятницу, двадцать второго, в восемь вечера, я устраиваю небольшой обед. Очень надеюсь, что вы сможете ко мне прийти… С нетерпением жду встречи с вами…»