Ну и что, что тролль - [26]

Опять шлёпанье. Опять переливчатое позвякивание-постукивание. Всё ближе. Ивар еле сдержал крик, когда что-то прямо перед ним свернуло влево и проскользнуло мимо, почти прикоснувшись к его руке, державшей посох. Воздух задрожал на высоте лица мальчика: это "что-то" было высоким, но двигалось так же легко, как и он. Шлёпающие-звякаяющие звуки исчезли в той стороне, откуда — кажется — Ивар пришёл.

И вдруг, наверное, чтобы окончательно ошеломить его, посох стал светиться призрачным светом. Не слишком этот свет раздвинул стену окружающей мальчика темноты, но, как и тепло, свет этот мгновенно успокоил его. Он почему-то твёрдо решил, что больше ничего страшного с ним не произойдёт. И даже ахнул от неожиданности: на его мокром, озябшем плече сидела его старая знакомая — зелёная птичка с красными глазами.

Теперь он шёл вперёд уверенно, освещая посохом себе путь и раздумывая, почему старик с молодыми глазами не предупредил его о чудесных свойствах этой странной вещи. Ведь сейчас именно посох тянул его вперёд, указывая путь в этом огромном, тёмном пространстве. Ивар чувствовал, как совершенно волшебным образом ему становилось всё теплей, а одежда его высыхала, будто под самым жарким солнцем. Да и вокруг было всё ясней и светлей уже не от посоха, а само по себе. Свет лился отовсюду, и свет был везде.

Правда, мальчик не слишком интересовался тем, что вверху и по сторонам. Что-то ему подсказывало, что так будет лучше. Не хотел бы увидеть какое-нибудь существо вроде того, что встретил в темноте. Да и зелёная птичка клевала его в щеку каждый раз, когда всё-таки пытался скосить глаза в сторону. Так что смотрел прямо перед собой. Только, когда заметил впереди что-то похожее на дверь, когда уже открыл её и вошёл, то позволил себе оглянуться. И увидел!

По обе стороны тянулись стены, покрытые толстым слоем льда. Был прозрачным и почему-то чуть красноватым, как будто стены за ним слегка тлели, будто угольки в костре. А в этом льду, как во льду мелкой речушки или ручья, когда мороз ударит неожиданно для водяных обитателей, и они очутятся в ледяном плену, как под стеклом… так и в этом льду — но увидел не рыб или лягушек, а нечто чудовищное. Мальчики. Пареньки такие же по возрасту и внешности, как он сам! Его тела, изогнутые самым причудливым образом в последней муке. Его лица, искажённые изумлением и страхом, его широко раскрытые глаза, его беззвучно кричащие рты.

И вот тут он не выдержал. Сел на мокрый пол, прижал к себе посох, обнял голову и зарыдал, как плачут взрослые от большого горя. Если бы кто-то спросил его, почему он плачет, не смог бы ответить. Слишком много всего было: злость на обманувшего его Горна, жалость к этим несчастным мальчикам, которых послали на Задание — на верную смерть. И была благодарность к старику с молодыми глазами, вручившему ему чудесный посох и, наверное, приславшему зелёную птичку. Без них бы… Ивар видел, где закончил бы свой путь.

Не хотелось ему выполнять Задание, пусть бы не пустили его назад в родную деревню и во все соседние, пусть бы пришлось уходить в широкий мир, куда глаза глядят. Но хозяин посоха и птицы, добрый старик, тоже не остановил его, не предупредил. Значит, он знал, что Кристалл следует добыть? Ну, так Ивар добудет Кристалл, но не для Горна. Он заберёт его себе или отдаст своему спасителю. Вот так!

Он вошёл в дверь и сразу же наткнулся на невысокий каменный пьедестал. На нём лежал ничем не примечательный, полупрозрачный, сероватый камень. А мальчик к нему и присматриваться особенно не стал, завернул в тряпку, положил за пазуху и отправился в обратный путь. Глаза его были сухими и горькими, он уже ничего не боялся. И напрасно.

Ингигерда посмотрелась в ручное зеркало с резной ручкой.

"Я волшебница. Но не такая, из сказок, что пугает детей, прячась под кроватью. Нет у меня ни метлы, ни большого котла, ни подвала, полного паутины. Я студентка из маленькой деревушки. Волшебница, да, но добрая.

Хотя, честно говоря, не имею права оценивать свою доброту. Потому что эта возможность, это могущество уже по определению противоречит природе. Хотя с детства мама учила меня всем тайнам этой магии символов, жестов, мышления, чтения чужих мыслей, сохранения в предметах обломков разбитых сердец и разорванных душ, никогда не считала это чем-то очевидным. Как никто отдавала себе отчёт в последствиях. Ведь именно невежество, это проклятое невежество в соединении с огромным могуществом убило мою маму.

Первый раз я влюбилась год назад.

Изучала фотографию. Была моим королевством. Просиживала целыми часами, творя фотографии в сотнях разных настроений в зависимости от настроения своего. Отличия были почти незаметны, некоторые, фактически, их не видели. Подробности легко прозевать: изгиб бровей, уголок рта, блеск глаз, тень в фоне.

Его увидела на дискотеке, танцевал, изгибаясь, как змея. Хотя подруг часами учила, как привлечь к себе внимание, к нему подошла сама.

Учился на юридическом, как большинство юристов, был суеверный. Много раз просил, чтобы я ему погадала на картах. Первый и последний раз я согласилась в тот день, когда снял с меня юбку-шотландку и тёмный мохнатый свитер. Сидели у столика в комнате общежития, на подоконнике горели свечи. О них — для настроения — позаботился он, я никогда не обращала на подобное внимание.