Нож Равальяка - [37]

Лоренца подошла к ней и увидела, что та наблюдает, как король садится в карету, приказав поднять все кожаные шторы, чтобы лучше дышалось. Генрих устроился в глубине между герцогом д'Эперноном и герцогом де Монбазоном. Господа де Лаварден и де Роклор уселись у правой портьеры, а господа де Мирбо и де Лианкур — у левой. Лианкур, первый конюший, осведомился, куда ехать.

— Увезите меня отсюда, — ответил король, что прозвучало невообразимо странно, и размашисто перекрестился...

Карета тронулась с места и исчезла из глаз двух наблюдательниц. Лоренца боязливо перекрестилась. Мадам де Гершевиль посмотрела на нее и перекрестилась вслед за ней.

— Вам страшно? — шепотом спросила она.

— Да. Я знаю, что человек в зеленом существует на самом деле. В прошлом году я видела его собственными глазами.

— Где?

— В Вернее.

— А-а.

Посмотрев друг на друга, они замолчали. Они прекрасно поняли друг друга.

После того, как король отослал господина де Праслена, карета исчезла под сводами ворот. Де Праслен вернулся к своим обязанностям капитана, и его вторая гвардейская рота должна была в этот день сопровождать короля. Но Генрих распорядился, чтобы карету сопровождали только несколько пеших лакеев. Он сказал, что на улицах Парижа и без того достаточно народа, имея в виду толпы зевак, которые уже глазели на триумфальные арки и прочие чудеса, которые воздвигались для «торжественного въезда».

Король попросил ехать через улицу Круа де Труар, но когда карета к ней приблизилась, он вдруг решил, что они поедут мимо кладбища Невинных. Генриху заметили, что к Арсеналу таким образом не проедешь, но король объявил, что, прежде чем ехать в Арсенал, он хочет навестить некую мадемуазель Рене Поле, известную под именем Львицы, великолепную рыжеволосую красавицу, чью внешность и ум расхваливали повсюду.

— Неужели, сир, вы собираетесь поехать к женщине? Сегодня?

— Почему бы и нет? Сегодня утром я виделся со своим сыном, герцогом Вандомским, у него есть все, чтобы нравиться самым разборчивым красавицам, но сам он предпочитает красавицам молодых людей. Мне пришло в голову сделать Львицу его любовницей. Перед ней никто не может устоять.

— В таком случае...

Они поехали по улице Феронри, похожей на узкую кишку, что тянется между стеной старого кладбища и постоялым двором «Сердце в короне», вывеска которого была вдобавок еще и проткнута стрелой. Неожиданно справа появилась повозка с винными бочками, а слева воз с сеном, которые перегородили дорогу. Лакеи, сопровождавшие карету, решили, что лучше бы им свернуть и проехать по кладбищу, но один из них взялся развести карету и повозки. Желая скрасить ожидание, д'Эпернон вытащил из кармана письмо и развернул его, собираясь прочитать королю. Чтобы лучше его слышать, король придвинулся к нему и обнял за плечи. Вокруг кареты не было ни единого человека. И тогда...

Человек в зеленом вспрыгнул на каменную тумбу, что стояла перед постоялым двором, уцепился одной рукой за оконный проем кареты, а другой ударил Генриха в грудь большим ножом. Удар пришелся прямо над сердцем, но рассек только кожу.

— Эй! Я ранен!

Убийца мгновенно нанес второй удар, потом третий. Они оказались смертельными...

После первого удара король поднял руку. Второй удар попал в легкое, третий рассек аорту. Третий удар задел и рукав герцога де Монбазона, который никак не мог понять, что происходит.

— Что случилось, сир? — спросил он в полном недоумении[18].

— Ничего, — отозвался король угасающим голосом. Изо рта его потоком хлынула кровь. Все было кончено.

***

Равальяк застыл в неподвижности. Совершив свой подвиг, он пребывал в экстатическом состоянии: наконец-то он совладал с Антихристом! Свитские дворяне накинулись на него. Один ударил эфесом шпаги в лицо, второй вырвал нож из рук убийцы и хотел вонзить ему в сердце. Его остановил властный голос д'Эпернона:

— Не убивайте его! За его жизнь вы отвечаете головой!

Около кареты уже столпился яростный и напуганный народ, и д'Эпернон снова крикнул:

— Король только ранен!

Свидетели свершившейся драмы бегали, искали хирурга, искали вино, чтобы промыть рану и привести короля в чувство. А в это время герцог д'Эпернон следил за одним: чтобы никто не похитил из его рук главное действующее лицо свершившейся трагедии.

Он распорядился опустить шторы и немедленно возвращаться в Лувр. Тяжелая карета выехала из узкого проулка и двинулась обратно, оставляя за собой кровавый след. В Лувр возвращались под шум все увеличивающейся толпы, вой которой вскоре превратился в сплошной яростный рев. Народ, столь любимый Генрихом, платил ему такой же любовью и сейчас в гневе и негодовании готов был разнести все вокруг. Напрасно в окно кареты кричали, что король только ранен, что он не умер, народ не верил лживым словам. Уже весь город обежал слух, что предсказанная трагедия свершилась.

Тело Генриха привезли в Лувр. Королева тем временем задремала, убаюканная нескончаемой болтовней мадам де Монпансье. Госпожа де Гершевиль и Лоренца, стоя у окна, увидели, как во двор въехала карета, окруженная взволнованной гневной толпой. В их глазах, когда они посмотрели друг на друга, застыл ужас, но они не успели вернуться к ложу королевы: дверь опочивальни от удара ноги широко распахнулась, и королева проснулась. Вошел Кончини.