Ноябрь, или Гуменщик - [56]

Дождь все лил, грязь текла ручьями. Наконец рано сгустившаяся тьма скрыла эту безотрадную картину.

27 ноября

Кубьяс проспал почти целые сутки, что и неудивительно — он же целую неделю не смыкал глаз, по ночам молился под окнами барского дома, а днем слушал удивительные рассказы снеговика. Теперь он задним числом наверстывал бессонные часы.

Однако спал он беспокойно. Естественно, что в снах его присутствовала одна только барышня. То она являлась кубьясу сияющая и улыбчивая, бросалась ему на шею, хватала за руки и увлекала с собой за холмы, под сень леса, где они падали во мхи и обнимались долго и страстно. Но временами снились ему совсем другие сны. Он видел себя в воротах поместья и слышал, как односельчане кричат:

— Свадьба! Свадьба! Барышня выходит замуж за богатого офицера!

Затем он видел, как к нему приближается пышно разукрашенная карета, а в ней барышня со своим мужем. Они проносились мимо кубьяса и исчезали навсегда.

Тогда кубьяс ворочался в своей постели с боку на бок, и слезы отчаяния комом вставали у него в горле, не давая дышать. Но он все равно не просыпался, и тогда снова приходили сны красивые — с тем чтобы потом опять уступить место видениям неприятным.

Так что все то время, что он проспал, Ханс метался между восторгом и отчаянием, и когда наконец проснулся, голова его раскалывалась от пережитых снов, горло от слез саднило, а сердце ликовало. Баронесса все-таки замуж не вышла, это был лишь сон, а снеговик, прежде чем растаять, заверил его, что девушка любит его всей душой! Ясно, что снеговик в таких вещах — если принять во внимание его огромный опыт, — не ошибается. Кубьяс позавтракал, напевая про себя что-то, и спустя долгое время наконец-то почувствовал себя свежим и бодрым. Он подстриг бороду и оделся по-воскресному. Ханс собрался в поместье.

Да, он решился — теперь, когда он был уверен в чувствах своей возлюбленной, — взглянуть на барышню и при свете дня. А не только ночью, сквозь занавешенное окно! Ему хотелось увидеть девушку с глазу на глаз и договориться о времени новой встречи. Тогда он, быть может, одолеет свою робость и застенчивость. Возможно, тогда он даже осмелится поцеловать даме руку, как учил снеговик. Может, он попытается и заговорить с ней, а не будет бормотать себе под нос, переминаясь с ноги на ногу, стоя в снегу?

Кубьяс преклонил колено и схватился за рукав висевшего на гвозде тулупа.

— Моя прекрасная мечта! — произнес он именно так, как учил снеговик. — Драгоценный камень моего сердца, единственное сокровище моей души...

Слова застряли у него в горле, они казались настолько высокопарными, что даже в одиночку произносить их было неловко. Кубьяс склонил голову, молча потерся носом о рукав тулупа и, представляя про себя, будто это мягкая ручка барышни, нежно лизнул шершавый рукав.

Сердце его охватила такая радость, будто перед ним был не старый тулуп, а живая, из плоти и крови, девушка. Кубьяс закрыл глаза и приложил рукав к щеке. Потом поднялся и пошел запрягать лошадь.

“Разговаривать я не мастер, — думал он. — Слова снеговика не по моему языку придуманы. И как посреди этой грязи и слякоти вообще говорить про какие-то драгоценные камни души и эти... как их там... венусы? Это же все равно что коврига горячего хлеба в собачьей конуре. Какие у нас тут венусы, зимой их мороз заморозит, а летом комары заедят”.

Во дворе земля хлюпала под ногами от талой воды, вся грязь, недавно прикрытая белым покрывалом, опять вылезла наружу. Сырость стояла невероятная.

Кубьяс запряг лошадь и отправился в поместье.

“Прямо как будто свататься еду!” — подумал он взволнованно.

Так и подмывало заставить лошадь бежать быстрее, ему не терпелось вновь увидеть свою красавицу, но он знал, что при такой распутице тут же завязнет, так что хорошо хотя бы шагом ехать. Он принялся потихоньку насвистывать, жадно вдыхая свежий влажный воздух, который, как казалось Хансу, доносил до него из поместья сладкий запах барышни.

— Ра-ди-ри-ди-ре, ра-ди-ри-ди-ре... — напевал кубьяс, стараясь уловить запах ветра.

Лошадь вдруг сбавила шаг, словно воз стал много тяжелее. Кубьяс обернулся и с ужасом увидел, что он в телеге не один. На задке примостился страшный черномазый мужик, не иначе сам Нечистый.

— Тебе чего? — спросил Ханс.

— Где твой домовик? — вопросом на вопрос отозвался Нечистый. — Тот, в которого я душу вдохнул?

— Растаял он, — ответил кубьяс.

— Тогда пора расплатиться, — объявил Нечистый. Он подался поближе, схватил кубьяса за горло и — хрясть — свернул ему шею. Затем достал свою книжищу и длиннющим ногтем вычеркнул имя кубьяса. Три капли крови он кубьясу вернул — капнул их ему на щеку, и они застыли тремя крохотными брусничинками.

Затем Нечистый спрыгнул с телеги, заткнул полы за пояс и сиганул в придорожный ольшаник.

Телега с покойником продолжила свой путь в поместье.

* * *

Утром амбарщик решил окончательно обчистить барский амбар.

— Там столько народу повадилось воровать, что мне им никак не помешать! — объяснил он жене. — Лучше уж я все зерно перевезу к нам, хоть под присмотром будет. С какой стати всяким батракам да бобылям орудовать в амбаре и мешками таскать доброе ржаное зерно? Жадность и подлость простонародья просто никаких границ уже не знают!