Новый сорт - [48]
Разные растения по-разному относятся к такому укороченному дню. Редиска, например, вырастает до трехсот граммов, но не цветет. Белая акация никогда не цвела под Ленинградом, но стоило ей дать короткий день, и у нее появились душистые цветы.
Мальчик слушал садовода с разинутым ртом: Этот рассказ был для него целым открытием. Захотелось сейчас же приняться за опыты. Построить ящики вроде парников, с плотно закрывающимся верхом, посеять различные семена и установить короткий день: в 8 часов утра открывать, в 6 часов вечера закрывать. Морковь может вырасти до двух килограммов, брюква до пяти, а редька… — страшно подумать, — фантазия разыгралась.
Нет. Он не зря избрал этот путь. Когда-то он мечтал стать моряком, путешественником и открывать необитаемые острова. Но сейчас все острова открыты и занесены на карту. А в садоводстве? Сколько неисследованных вопросов, тем, загадок. Были бы желание, терпение да настойчивость.
— Пробуй и доказывай, — советовал Курнаков Ване. — Никогда не опускай руки при неудаче. Проверяй и начинай всё сначала.
Они с увлечением проговорили до позднего вечера.
У Николая Ивановича не было детей, и старик обрадовался появлению любознательного мальчика. Он увидел в нём свои черты и сочувствовал ему всей душой.
— Как бы нам не опоздать! — спохватился садовод, когда раздался звон часов.
Оделись и вышли во двор. Было сравнительно светло. Приближались белые ночи. В саду распевали соловьи.
Курнаков открыл двери оранжереи и вошел внутрь. Освещая дорогу электрическим фонариком, он прошел в конец и направил луч на бутон.
— Смотри. Уже раскололся по краям. Пришли как раз во-время.
«Царица ночи» собиралась раскрыть цветок. С полчаса они стояли около кактуса и с волнением наблюдали, как верхние темные лепестки бутона силятся оторваться от вершины.
Вдруг раздался легкий хлопок, и раскрылся прекрасный белый цветок. Всё большое помещение оранжереи наполнилось тонким нежным ароматом. Казалось, что цветок светится.
Зачарованный, с широко открытыми глазами, Ваня застыл перед кактусом.
— Стоит ночь не поспать? — спросил довольный садовод.
Николай Иванович заторопился. На полке лежала приготовленная днем пыльца какого-то кактуса.
— Свети, Ванюша.
Он передал мальчику фонарь и тонкой кисточкой опылил цветок.
— Который раз пробую…
«Что происходит с ним на родине в часы цветения? Какие пчелы вылетают ночью на этот аромат? Куда уносят они пыльцу?» — думал Ваня.
— Ну, посмотрел? Теперь идем. Скоро начнет вянуть.
— Николай Иванович, я хочу посмотреть, как он закроется.
— Это долгая история. Надо спать. Завтра работы много. Главное мы видели.
С сожалением вышел Ваня из оранжереи. Стрельба зениток сразу вернула Ваню к действительности.
Отец
Степан Васильевич, вернувшись из рейса, отдыхал. В дверь постучали сначала робко, потом смелей.
— Кто там еще? — сердито спросил машинист. — Поспать не дадут. Входите!
Дверь открылась. На пороге стоял улыбающийся мальчик. Степан Васильевич вскочил и сел на кровати.
— Ванюшка!
— Я, папа.
— Сынок! Откуда ты?
— Я на самолете прилетел. Здравствуй, папа.
Он подбежал к отцу, и тот, обняв, привлёк его к себе…
— Да как же ты через фронт прошел?
— Да я на самолете…
— Вырос-то… Давно приехал?
— Давно.
— Фу ты, какая история! Очухаться не могу.
— Как живешь, папа?
— Как я живу?.. Обыкновенно. Вы-то там как? Все живы?
— Живы. Дедушка ничего, только видеть хуже стал, а мама здорова.
— Вот и не знаю, что спросить, — засмеялся отец. — Садись, Ваня. Я ведь тогда за тобой прибегал домой.
— Знаю. Когда я на станцию вернулся, ты уже уехал.
— Чаем тебя угощать, что ли?
— Не хочу, папа. Я поел.
— Где ты кормишься? Где ночуешь?
Ваня коротко рассказал, как он устроился, где живет и что делает. Рассказал о знакомстве с Курнаковым, о предложении поступить на работу в Ботанический сад.
— Сад свой пока оставь. Не до сада теперь, сынок, — сказал отец. — Сейчас только самая война начинается. Людей на железной дороге нехватает, а работы по горло. Будешь работать со мной. Сегодня же сходим в контору. Насчет Гриши тоже поговорим. Долго он еще лечиться будет?
— Скоро выпишут.
— Тем лучше. Вместе и держитесь около меня.
Ваня не возражал. Он понимал, что отец прав. Время военное, и каждый должен искать такое место, откуда он может сильней бить по врагу. Железная дорога — как армия на передовой линии.
— Надо, сначала немцев разбить и чтоб вдребезги. Чтобы не поднимались больше.
— А примут меня? — нерешительно спросил Ваня.
— Почему не примут? Ты не малолетний. Недельку-другую поездишь и в помощники вытащу.
Первый раз Ваня так долго и задушевно говорил с отцом. Степан Васильевич рассказал, как он провел состав через линию окружения и попал в Ленинград. Как приходится ездить и под бомбежкой, и под обстрелами. Вспомнил голодную зиму.
Ваня передал всю историю гибели сада и собаки. Рассказал об освобождении арестованных и бегстве к партизанам на лодке.
Незаметно подошло время обеда, и Степан Васильевич повел Ваню в столовую.
— Ешь, сынок. Ты, наверно, давно не угощался такими конфетами. Теперь мы с тобой заживем. Душа за вас болела. Чего только не передумал.
В каждом жесте, в сдержанной улыбке чувствовалось, как был рад этот суровый человек появлению сына. Сейчас, как никогда, Ваня понял, что отец любит и гордится им.
