Новый сорт - [43]
— Ничего у меня нет.
— Тем лучше.
Ваня начал понимать, что произошло какое-то важное событие, и заторопился.
— Самолет прилетел, — рассказывал Прохор уже на ходу. — Неделю ждали. Радиста нам прислали и станцию. Сейчас с Москвой будем говорить, как по телефону.
— Ну, а я-то зачем? — допытывался Ваня.
— Николай Павлович всё скажет. Иди, не отставай.
Ваня бежал вприпрыжку, спотыкаясь о кочки, камни. Шли прямо по полю, не разбирая дороги. За перелеском, на лугу горели костры и между ними черным силуэтом четко вырисовывался самолет.
Когда они подошли к самолету, Гриша, закутанный в тулуп, уже сидел в кабине.
— Долго вы копались! — встретил их Николай Павлович. — Ваня, я решил тебя с Гришей отправить. Делать тебе здесь нечего, а Грише нужен сопровождающий. Одним словом, лети, дружок. Вот тебе два письма. Это письмо официальное. Ты отдашь в штабе…
Николай Павлович подробно объяснил, что нужно делать, к кому обращаться.
— А это письмо к другу моего отца. Раньше он работал в Ботаническом саду. Разыщи его и передай письмо. Очень может быть, что ты у него устроишься работать. Не потеряй. Желаю тебе счастья. Война кончится, соберемся вместе…
Кто-то потряс Ванину руку, кто-то похлопал его по плечу, и крепкие руки подсадили в самолет. Из темноты подбросили Ване полушубок.
— Надевай. Холодно будет, — крикнул Прохор.
Затем мальчика привязали ремнями к сидению.
— Ваня, летим! — услышал он сбоку голос Гриши.
Хотелось ответить, но треск мотора заглушал слова.
Самолет покачнулся, начал слегка подпрыгивать и, подпрыгнув последний раз, вдруг пошел плавно. Костер мигал внизу. Над Ваней сияли крупные звезды.
Часть третья
Ленинград
Ваня шел по широкому проспекту города и на каждом шагу удивлялся. Какая масса каменных домов, и вся земля залита асфальтом. Рельсы. Проволока. Фонари. Вывески. На перекрестках улиц большие часы. Мальчика поражали масштабы. Раньше он много слышал о городе Ленина, но совсем другое дело — увидеть своими глазами то, что разглядывал когда-то на маленьких фотографиях. Блокада наложила тяжелый отпечаток на город, и Ваня понимал, что таких уродливых пристроек у витрин магазинов раньше не было. В одном доме помещается народу больше, чем на всей улице сто родного городка. Больше всего Ваню поразила Нева.
Речушка в его городе казалась маленьким ручейком по сравнению с этой громадной рекой. Правда, ему не понравился мертвый гранит набережных. Если бы на месте камня по берегам росли деревья и кустарники, это было бы приятней. Подстриженные деревья на площади Жертв революции удивили Ваню.
Он привык видеть естественные широкие раскидистые кроны и, глядя на эти шарообразные, хотя и запущенные деревья, думал: «Зачем это?»
Ваня возвращался из больницы, где лежал Гриша, и сделал большой крюк, чтобы посмотреть город. Обидно, что памятники были закрыты досками и засыпаны песком. Повернув голову, он неожиданно увидел дом с колоннами на втором этаже, который много раз попадался на фотографиях. Странно было видеть дом, очертания которого так хорошо знакомы. Словно встретил близкого человека.
Навстречу шел мужчина в форме железнодорожника. Ваня насторожился. Это был уже не первый железнодорожник, шагавший в этом направлении. В голове мелькнула смелая мысль: «А что если попытаться спросить об отце?» Как раз в это время его обогнала девушка в железнодорожной куртке. Ваня догнал ее и зашагал рядом.
— Скажите, пожалуйста, где здесь железнодорожная контора?
— Не знаю, мальчик, какую контору тебе надо. Здесь помещается Правление Октябрьской дороги.
— Видите ли, в чем дело. Мой отец работал машинистом, а во время наступления немцев уехал на паровозе в сторону Ленинграда.
Девушка оглядела Ваню с ног до головы и с улыбкой спросила:
— Ну так что?
— Где я могу справиться о нем?
— Зайди в отдел кадров.
Она свернула в подъезд большого серого здания. Ваня не отставал. Здесь его остановила дежурная.
— Ты куда?
— Мне надо по делу.
— Какое такое дело?
Ваня подробно рассказал, откуда приехал и что ему надо в Правлении дороги. Женщина стала расспрашивать о подробностях жизни в оккупированном городке, о партизанах, и только когда мальчик рассказал всё, что знал, пропустила наверх, указав номер комнаты, куда ему надо обратиться.
Надежда крепла. Если взрослые люди не видели ничего особенного в том, что он пытался разыскать отца, то, значит, это возможно. В конце темного коридора помещалась комната с указанным номером. Четыре женщины сидели над бумагами и писали.
— Тебе чего, мальчик?
Ваня сказал, зачем он пришел.
— У нас таких сведений нет. Нужно запрашивать Москву.
— Хорошо. Вы запросите, а я подожду, — наивно согласился Ваня.
Женщина с удивлением взглянула на него и, поняв, что он не шутит, рассмеялась.
— Ого, какой бойкий!
В этот момент дом вздрогнул, где-то недалеко ударил снаряд за ним другой, третий. Женщины переглянулись, но никакого страха на их лицах Ваня не увидел.
— Обстрел, Марья Васильевна.
— Слышу, не глухая.
— Опять, наверно, по трамвайной остановке.
Ваня уже успел заметить, что ленинградцы так привыкли к налетам авиации и обстрелам, что не обращали на них особого внимания. Больше всех тревожились милиционеры, дворники, на обязанности которых лежало заставлять жителей спускаться в бомбоубежища.
