– А я обнаружила, что это было именно убийство! – отрезала Ирен. – Если бы не я, всех членов семейства фон Ормштейн могли бы убрать друг за другом, как гнилые фрукты с дерева.
– Да, ты проявила смекалку, и тебе повезло, – признал король. – Я выразил тебе свою благодарность. Что еще тебе нужно?
Мне редко удается видеть, как Ирен теряет дар речи, но именно это произошло с ней в свете царственно-глухого безразличия к судьбам и благополучию других людей.
– Увидишь, Вилли, – наконец произнесла она так тихо, что ему пришлось наклониться вперед на своих подушках, чтобы расслышать. – Если хочешь вернуть свой трон, тебе придется делать то, что я скажу, – сейчас и в ближайшем будущем.
– Так ты останешься в Богемии и будешь через меня править страной? – спросил он горько и с чуть б́ольшим интересом.
Ирен в ответ рассмеялась так, как умеет только она, – полностью отдаваясь веселью. Я никогда не видела человека, для которого смех был бы таким же сильным и совершенно невинным эмоциональным выбросом. Ее смех звучал столь же чудесно, как нежное течение какой-нибудь арии, только абсолютно естественно и без всяких репетиций.
– О нет… нет, Вилли, у меня нет никакого желания править страной – ни через тебя, ни через твой труп. Разве ты не видишь, сколько проблем наделало стремление к власти даже в этой крохотной, величиной с носовой платок, стране? Подумай, сколько зла оно приносит во всем мире! Когда-то ты мечтал, чтобы я стала твоей любовницей и жила в далеком уединенном замке. Сейчас ты хочешь, чтобы я стала силой, с которой считались бы, и всегда находилась поблизости, как и полагается любой закулисной фигуре. Ни та, ни другая роль не стоит свеч. И твой трон тоже не стоит.
– Зачем ты тогда вмешиваешься в мои дела?
– Потому что они затрагивают и других – и гораздо более благородных, чем вы, ваше величество, – людей, начиная от девочки-простолюдинки, которая убила твоего отца, и до королевы.
– Клотильды? А она-то здесь при чем? Она всего лишь коронованная пешка, юная дурочка, ничего не повидавшая в этой жизни.
– Она целых полгода прожила во враждебно настроенном замке, Вилли, унижаемая двором, который с удовольствием наблюдал, как ее отставили в сторону, даже не возведя на брачное ложе. У нее нет причин любить фамилию фон Ормштейн или кого-либо, ее носящего. Если она решит сбежать к своему отцу, скандал потрясет всю Европу.
Король явно протрезвел, услышав от Ирен столь суровый и хирургически точный анализ ситуации.
– Я думаю, что у тебя есть шанс вернуть свою королеву, – добавила Ирен, – вместе с троном – но только если ты будешь слушаться меня.
Он нахмурил свои королевские брови:
– И ты говоришь, что она не… навлекла на себя позор с этим самозванцем? Что ее не испортили?
– Нет, Вилли, – сказала Ирен с завидным самоконтролем, – она все еще девственная невеста, на которой ты женился, и она мечтает исполнить свой долг и подарить тебе детей… наследников.
– Хм-м. Насколько я припоминаю, она вроде не совсем уродина… хотя я четко ее не помню. Не знаю почему. Вот тебя я помню очень даже хорошо.
– Возможно, Клотильда не раздражала тебя так, как я.
– Это верно. Она с самого начала была смиренной, послушной девочкой. – Он посмотрел на Ирен из-под своих широких светлых бровей: – Для своей роли она вполне подходит, но… это не та королева, о которой слагают поэмы.
– Она исполнит свой долг, – напомнила ему Ирен, – и это все, что тебе требуется, однако учти, что твой двойник обращался с ней чудовищно. У нее есть все причины ненавидеть и имя, и саму личность Вильгельма фон Ормштейна. Тебе придется добиваться ее, Вилли, – лукаво сказала она, – тебе придется ухаживать за собственной королевой, как за любовницей.
Он снова нахмурился:
– Может, лучше было остаться всеми забытым в том вонючем подземелье, нежели склонять голову перед причудами каждой женщины, которую я встречаю на своем пути? – Он злобно посмотрел на Ирен.
Она же рассмеялась своим музыкальным, как колокольчик, смехом:
– Может, и так, но уже слишком поздно, Вилли. Тебя спасли, и тебе придется извлечь выгоду из этой ситуации. Если повезет, может, ты даже обнаружишь, что тебе нравится твоя жизнь.
– А тебе твоя нравится? – внезапно спросил король.
Моя подруга на минутку задумалась. Я увидела, как утраченная сценическая карьера на секунду мелькнула перед ее бронзово-золотыми, как у тигра, глазами, и снова ушла на дно.
– Мне нравится, как я ее сейчас устроила, Вилли. И вот этот нынешний момент мне очень нравится.
Король склонил свою царственную голову и ничего не сказал. Он знал, что Ирен заслужила триумф, а сам он не достоин ни ее милосердия, ни помощи, ни спасения. Когда он снова поднял голову, на его губах играла легкая усмешка:
– Пусть у тебя сейчас черные волосы, Ирен, но я узнал бы тебя в любую секунду, перекрасься ты хоть в голубой.
– Сомневаюсь, Вилли, – с полуулыбкой ответила Ирен и посмотрела на меня тревожным взглядом.
– Пять пятнадцать, – пропела я.
Она кивнула:
– В одежду самозванца король переоденется в карете, но во всем остальном он должен быть готов. Ему надо побриться.
– У нас нет острой бритвы, – возразила Аллегра. – Может, одолжить у Годфри?
