Новый род крупа - [2]

Между тем вернулся посланный в город кучер с известием, что наш домашний доктор болен и лежит в постели. Миссис Мак Вильямс устремила на меня угасший взор и проговорила дрожащим голосом:

— Это судьба. Такова, видно, воля Провидения. Он никогда не хворал раньше, никогда! Это всё потому, что мы не так жили, как следует, Мортимер, — вот теперь и наказывает нас Господь! Наш ребенок уже не поправится. Я никогда не прощу себе этого!

Я заметил осторожно, не желая оскорбить её, что, по-моему, наша жизнь вовсе уж не была так греховна.

— Мортимер! Неужели ты желаешь, чтоб и младшего покарала судьба?

Бедная женщина зарыдала, но сквозь слезы воскликнула:

— Доктор должен был прислать лекарства!

— Разумеется, вот оно. Я только ждал возможности вставить слово…

— Давай его сюда! Разве ты не знаешь, что каждая минута дорога. Впрочем, какая польза в лекарстве, если болезнь неизлечима!

Я возразил, что покуда не погасла жизнь, всё еще есть надежда.

— Надежда! Мортимер, ты рассуждаешь, как новорожденный младенец! Однако на рецепте сказано: давать по чайной ложке через час! Господи, словно перед нами целый год времени! Ради Бога, скорее, Мортимер. Дай столовую ложку лекарства этому бедному, погибающему созданию!

— Но, душенька, и чайной ложки достаточно!

— Не выводи меня из терпения!.. На, на, выпей, ангел мой, родная моя; это гадкое, горькое питье, зато оно полезно моей девочке! Вот так! теперь положи головку на мамино плечо и усни… О, я знаю, ей не дожить до утра! Мортимер, будем давать по столовой ложке каждые полчаса… Ребенку, кроме того, не мешает дать белладонны… и акониту тоже. Принеси сюда, аптечку, Мортимер. Уж позволь мне действовать по-своему. Ты ничего не смыслишь!

Наконец мы улеглись в постель, поместив люльку у самого изголовья жены. Вся эта суета донельзя утомила меня; не прошло двух минут, как я задремал. Миссис Мак Вильямс живо разбудила меня.

— Голубчик, ты закрыл отдушник?

— Нет.

— Ну, так я и думала! Пожалуйста, закрой его. В комнате холодно.

Закрыв отдушник, я немедленно погрузился в сладкое забытье. Но ненадолго.

— Милый, не будешь ли ты так добр, перенести люльку на свою сторону, поближе к отдушнику.

Я исполнил приказанье, но запутался в коврике и разбудил ребенка. Снова я задремал, пока жена убаюкивала юную страдалицу. Сквозь сон я вдруг услыхал, как в отдалении, шепот моей супруги:

— Мортимер, хорошо бы достать теперь гусиного сала; позвони, сделай одолжение.

Вскочив спросонок, я придавил кошку, которая отозвалась громким, жалобным мяуканьем: я хотел ткнуть ее ногой, но вместо того задел за стул.

— Что это, Мортимер, ты, кажется, собираешься зажигать газ и опять тревожить девочку?

— Я хотел посмотреть, как я ушиб ногу, Каролина.

— Осмотри кстати и стул, вероятно, он разлетелся вдребезги. Бедная кошка, ей тоже не поздоровилось…

— Ах, Бог с ней, с кошкой! Очень мне нужно!.. А всё оттого, что ты отослала Марию, — вот я и должен исполнять её обязанности!

— Мортимер, Мортимер! И не стыдно тебе говорить такие вещи! Очень жаль, что ты не можешь исполнить самых пустяшных поручений в такое ужасное время, когда наш ребенок на краю погибели…

— Ну, перестань, я готов сделать всё, что тебе угодно. Но звонить бесполезно — всё равно никто не придет. Все давно улеглись спать. Ты скажи мне, где это гусиное сало?

— На камине, в детской. Если б ты пошел и спросил Марию…

Я добыл гусиное сало и опять заснул на пять минут.

— Мортимер, мне так неприятно тревожить тебя; но здесь слишком холодно, я не могу натирать ребенка. Не можешь ли ты развести огонь? Всё готово, стоит только поднести к камину спинку.

Я потащился к очагу, развел огонь и сел перед ним в безнадежном унынии.

— Мортимер, не сиди так, ты простудишься насмерть.

Я намеревался улечься, как вдруг она опять остановила меня:

— Постой, дай ребенку еще лекарства!

Я повиновался. Это лекарство имело свойство разгуливать девочку, и моя жена воспользовалась случаем, чтобы натереть ее с ног до головы гусиным жиром. Едва успел я заснуть, как снова пришлось вскакивать.

— Мортимер, я чувствую, что откуда- то дует. Положительно дует. А при этой болезни нет ничего хуже сквозного ветра. Переставь люльку ближе к огню.

При перестановке, я опять запутался в половике и, в сердцах, кинул его в огонь. Моя жена бросилась спасать его, причем мы слегка побранились. После краткого отдыха, от меня потребовали, чтобы я изготовил припарку из льняного семени, которая и была положена на грудь ребенка.

Каминный огонь вещь весьма непостоянная; чуть не каждые двадцать минут мне приходилось поправлять и раздувать его; это доставило случай моей супруге сокращать на десять минут сроки приема лекарства, что было для неё большой отрадой. От времени до времени мы возобновляли припарки и облепляли тело ребенка горчичниками. К утру все дрова сгорели, и жена поручила мне притащить новую связку.

— Душечка, это очень хлопотливо; притом, девочке и без того тепло. Не лучше ли приложить новую припарку…

Но она не дала мне докончить. Нечего делать, пришлось сойти вниз и принести новую охапку топлива. Совершив этот подвиг, я повалился на кровать и захрапел, как только может храпеть человек, измученный духом и телом.