Новый Раскольников - [5]

ждать избавленья, в точку себя сжимая —

тянуть до начала марта, апреля, мая.

«листом осенним упадаю в снег…»

листом осенним упадаю в снег.

холодный синий и заиндевелый.

и что со мною ты теперь не делай —

топчи, стучи, пинай пустое тело —

я не отвечу, потому что слёг.

листом осенним падаю в сугроб.

мне Мнемозина прописала спячку.

мне амнезия — друг и брат, и врач, но

не бей так сильно — тело не бревно,

скорей потенциальный корм для рыб.

…когда весна взломает панцирь льда,

набрякший лист продолжит погруженье

в небытие. холодная вода

всё поглотит — ни тени, ни следа,

ни раздраженья.

«Как будто мы с тобою на распутье…»

…Как будто мы с тобою на распутье.

Как будто ты со мной опять на «Вы»…

Ожесточённый ветер вертит, крутит

Листву и сор, сметает с мостовых,

Взметает в стылый воздух. Что-то будет?

Спешат укрыться птицы. Жмутся люди

К домам поближе. Нам с тобой, по сути,

Не нужно это всё. Ещё чуть-чуть и…

В пять двадцать поезд. Улицы пусты.

И мы с тобой пока ещё на «ты».

«смилуйся сударыня рыбка…»

смилуйся сударыня рыбка

выплесни меня из корыта

вытряхни меня из пелёнок

что тебе несносный ребёнок

душно здесь и тошно поди-ка

принеси воды из копыта

будешь блеять голосом тонким

станешь бестолковым ягнёнком

высели меня на болото

научи таиться в трясине

земноводной тварью чумною

с кожей воспалённой больною

выверни меня наизнанку

выдави мою паранойю

что-то происходит со мною

что-то происходит со мною

КАМЕРА

«мой ангел не ведает боли…»

мой ангел не ведает боли, он просто танцует

на грани реальности, просто тасует слова,

в различном порядке переставляет, рифмует,

аллитерирует, смотрит — насколько жива,

вещественна ткань получившихся текстов, насколько

ажурна структура, изысканны схемы, и слог

отточен и выверен… просто танцует и только.

и даже не ведает, как он при этом жесток.

«заметут тебя менты…»

Апачу на ход ноги

заметут тебя менты,

вывернут карманы,

беспардонно скажут: «ты,

маргинал поганый,

что ты делал в поздний час

в подворотне этой?

предъяви свой аусвайс!

ну-ка, морду к свету!

у тебя похмельный вид,

и небрита рожа.

ты, наверное, шахид. —

да, весьма похоже.

где ты, падла, спрятал свой

пояс динамитный?

что мотаешь головой,

поц энцефалитный?

суждено тебе, дружок,

ночевать в участке.

едем, (живо в воронок!)

снимем отпечатки.

вдруг ты вор, злодей и тать —

спёр, убил, растратил».

а вот нехрен было ссать

где попало, дятел.

«ты ещё не пришла…»

ты ещё не пришла, а я вот давно уже

припёрся, разделся и рассекаю тут неглиже,

ожидая тебя, выгляжу как дурак.

ты скажешь, что сроду так, но это не так.

я умён и наг, и, можно сказать, красив.

выражаюсь гладко, внятно, без инвектив.

перед тем как сказать, думаю что сказать. —

твою маму вполне бы устроил подобный зять.

мы бы жили с тобою в городе, где река,

закованная в гранитные берега,

неспешно несёт свои воды в финский залив,

иногда я почти уверен, что «we will live»

с тобой под одною крышей, являя собой семью,

долго и счастливо… об этом-то и пою

вот уже девять лет почти в пустоте, вотще.

жаль, что ты не пришла, и вряд ли придёшь вообще.

Боязнь замкнутого пространства

И вот мне приснилось, что сердце моё не болит.

Н. Гумилёв

В глазах у встречного мента —

Томленье и тоска.

В метро — тщета и суета.

И грань весьма тонка,

Что отделяет бытиё

От тени бытия.

Тут одиночество — твоё.

И суета — твоя.

В туннель уходят поезда,

Скрываясь в темноте.

И всякий, кто попал сюда,

Напоминает тень.

Въезжая в непроглядный мрак,

За окнами — свинец,

Вдруг понимаешь — всё не так,

Ты сам — почти мертвец.

В себя приходишь, только лишь

Выныривая на

Поверхность. — Небо, контур крыш

И, вроде как, весна.

И кажется, что мир — другой.

И ты — живой на вид.

И колокольчик под дугой.

И сердце — не болит.

фрагментик

…а по утрам они просыпались сами,

переговаривались простуженными голосами,

любили друг друга, потом курили в постели,

разглядывали заоконные акварели.

той зимою смеркалось рано, уже в четыре

становилось всё расплывчатым в этом мире.

люди, дома, деревья, площадь у рынка

подёрнуты были сиреневой, сизой дымкой.

той зимою не было солнца, но было небо,

заполнявшее этот город так, что где бы

ни находились бы мы с тобою, всегда казалось,

что нас отделяет от неба всего лишь малость.

отворот (заговор от тоски)

благословясь и перекрестясь,

встану я, раб божий, с опухшей рожей.

выйду на топкий берег угрюм-реки

заговор творить от тоски.

поверну лицо своё на восток,

заговорю так:

как вода уходит в песок,

как ветер уносит тучи,

как падает с горной кручи

стремительная лавина,

так и ты уходи, кручина.

смою речной водой

хмарь с лица, тоску с души.

благословясь и перекрестясь,

пойду вдоль угрюм-реки

месить сапогами грязь,

заговор творить от тоски.

как огонь поглощает дрова в печи,

как пожар пожирает дом,

превращает ольшаник в дым,

так и ты выгорай, кручина.

смою речной водой

хмарь с лица, золу с души.

благословясь и перекрестясь,

выйду я, раб божий, тобой корёженный,

звериной тропкой на берег топкой.

встану на коряге, гляну в бумаги.

там у меня заговор от тоски, писаный от руки.

смою речной водой

хмарь с лица, тебя с души.

«я иду тебе навстречу…»

я иду тебе навстречу. я — умён, богат, беспечен,

у меня в порядке печень и другая требуха.

ты — потрясная блондинка — шея, грудь, походка, спинка.

ты меж рёбер, словно финка, входишь в сердце и — ага.