Новый мир, 2013 № 10 - [16]

— Чем могу быть полезна? — спросила горничная.

— Ничем, — ответил Гордеев.

— Очень хорошо, — сказала горничная. — Тогда я пойду.

— Совершенно верно. — Гордеев кивнул. — Спасибо, что откликнулись.

Он позвал ее, когда она готовилась перешагнуть порог:

— Простите…

Она обернулась:

— Да?

— Вы знаете, кто я такой?

Горничная покачала головой:

— Нет.

— Отлично, — сказал Гордеев. — Вы мне очень помогли.

Она вышла, сразу забыв о Гордееве. Ее больше занимал вопрос, получит ли в этой четверти сын трояк по математике или вытянет на четверку. Сына горничной звали Леша. У Леши в классе училась девочка по имени Женя Ермолова. У Жени недавно родился братик. Женя с ужасом и отвращением глядела на это сморщенное орущее существо. Мама таскала братика на руках, пытаясь укачать его, а папа вопил из кабинета, что ему мешают работать. О Жене, кажется, позабыли. Девочка тосковала. Когда братик засыпал в кроватке, она пыталась обратить на себя внимание, чтоб папа и мама вспомнили, что она тоже есть, ее зовут Женя, и она их дочь, но на нее шикали. Женя ложилась на кровать и тихо плакала. Приходила мать и злым голосом требовала, чтоб она ревела потише, мерзавка такая. Раньше мама никогда не называла ее мерзавкой, и Женя ревела громче. Приходил отец. Он что-то кричал, братик просыпался, и квартира взрывалась от воплей. Женя затыкала уши, мама неслась к братику и брала его на руки, а отец наклонялся к Жене и шептал: ты нарочно, маленькая дрянь, нарочно выводишь меня из себя, да? Его красные глаза и кривящиеся губы пугали Женю. Она отворачивалась. Отец брал ее за подбородок и поворачивал лицом к себе: ты понимаешь, что мне надо работать? Понимаешь, что если я не буду работать, нам нечего будет есть? Ты любишь конфеты? Конечно, любишь, вон как отъела мордашку на сладеньком; а если конфет не будет, а? Что, если конфет не будет? Женя не знала, что случится, если не будет конфет, однако она боялась, что у нее больше не будет любящих родителей. По ночам она вспоминала время, когда была маленькой: мама приходила к ней в комнату, зажигала ночник и шепотом рассказывала сказку. Женя хихикала. Мама щекотала ей пятки, а потом целовала в щеку и уходила, оставляя дверь приоткрытой, чтоб Женя не боялась темноты запертого пространства. Эти дни ушли безвозвратно.

Женин папа, которого звали Степан, по вечерам запирался в своем кабинете и сидел, обхватив руками голову. Он притворялся, что вопли маленького ребенка мешают ему работать, но на самом деле с работы его уволили три месяца назад. Он боялся признаться жене, что у него больше нет работы. Каждый день он уходил из дома в восемь часов утра и возвращался в половине седьмого вечера. Он хотел найти новую работу и для этого шел в кафе с бесплатным вай-фаем. Садился у окна с чашкой кофе и ноутбуком, искал через Интернет новое место. Вернее, собирался искать. Каждый раз вместо сайта с объявлениями о работе он заходил на сайт виртуального покера и проигрывал крупную сумму. Сбережения подходили к концу. Степан нервничал, когда проигрывал, а потом ему стало неважно. Вместо покера он сидел на «одноклассниках», каждую минуту обновляя страничку, потому что надеялся, что кто-нибудь ему напишет. Вечером Степан собирал ноутбук и шел домой. Дома его все бесило: особенно Женя, которая, по его мнению, лезла куда не следует. Супруга Степана, которую звали Катерина, относилась к мужу с уважением, потому что считала, что Степан работает в поте лица, чтоб обеспечить будущее их детей. В восемь вечера Степан садился за пустой письменный стол, включал настольную лампу и больше ничего не делал. Ближе к одиннадцати, когда младенец, мучающийся газиками, засыпал, он выключал свет и шел в спальню к Катерине; ложился на спину и думал о том, какое беспросветное будущее их ждет. Он обещал себе, что завтра обязательно найдет работу, но вместо этого опять играл в покер или сидел на «одноклассниках». Также он заходил к престарелой матери и забирал у нее половину пенсии. Мать не возражала, потому что считала, что жизнь ее все равно окончена. Однажды она попросила Степана, чтоб он привел с собой невестку и внуков: хочется посмотреть на них перед смертью. Степан что-то пробурчал в ответ и в тот же вечер проиграл половину маминой пенсии в футбольный тотализатор. Он пошел в кабак и напился. Напившись, он ходил по улице и кричал, что его окружает одно сплошное быдло. Домой вернулся в час ночи, ноутбук где-то потерял.Ребенок вопил в кроватке, сжимая кулачки и поджимая ножки. Катерина помогла Степану снять ботинки; она утешала, хлопотала, целовала мужа в небритую щеку; ее худые плечи тряслись, а губы дрожали. Из комнаты выглянула Женя, вся в слезах, одетая. Подошла к отцу, закричала:

— Папа, мама так переживала, где ты был?!

Катерина влепила дочери пощечину:

— Не кричи на отца! Он работает не покладая рук; подумаешь, один раз напился!

Женя выбежала на улицу. Ночь накинула ей на плечи холодный плед. Фонари поливали асфальт электрической кислотой. Тонкий лед сковал края луж. Пелена черных туч надвинулась на сырую землю, как брошенное кем-то вскользь проклятье. Женя обняла себя за плечи. Ее колотило. Она ждала, что за ней погонятся и вернут домой. Сейчас я дойду до конца квартала и вернусь обратно, подумала Женя. Ей стало все равно: пусть папа и мама не любят ее, плевать. Она проживет жизнь в одиночестве. Холод забрался под тонкий свитерок. Теперь в моем сердце поселится вечная мерзлота, подумала Женя. Иногда она любила думать красиво. Вообще же думать она не любила, предпочитая чувствовать, как все девочки ее возраста. Вот и конец квартала. Женя решила пройти еще немного, чтоб замерзнуть посильнее. Может, тогда ее, озябшую, шмыгающую носом, наконец пожалеют. Она пересекла трамвайные рельсы и свернула в темный переулок. Под ногами хлюпала грязь. Фонари не горели. За низким забором детского садика в кустах кто-то шуршал. Женя подумала, что это бездомная собака, и подошла посмотреть. В душе она надеялась, что собака укусит ее за ногу, и Женя вернется домой бледная, вся в крови. Тогда родители поймут, как были не правы.