Новый мир, 2012 № 10 - [64]

Он сам придумал для себя надгробную надпись — “здесь лежит тот, чье имя написано на воде”, но на его могиле на протестантском кладбище в Риме она вытесана на камне, смерть обошлась с ним куда благоговейнее, чем обещала жизнь.

 

Ода греческой вазе

О, чистая невеста немоты,

Дочь времени и молчаливой нимфы,

Лесной историк, излагаешь ты

Диковинный рассказ вернее рифмы.

Что в лиственной легенде этих форм —

Божеств и смертных отраженья, где вы?

В Аркадии иль средь темпийских рощ,

Кто эти боги, люди, эти девы?

Погони клич, внезапной схватки шторм?

Что за свирель, чьего экстаза мощь?

Мелодий сладок звук, но звук немой

Нам слаще, потому играйте, флейты,

Не чувственному уху, но самой

Духовной сущности, без звука в ней ты.

О, юноша в лесу, ты не прервешь

Мелодию, не обнажатся ветки.

Любовник дерзкий, поцелуй твой пуст,

Но ты у цели, губ желанных дрожь —

Она здесь навсегда у самых уст,

В кого влюблен, она твоя навеки.

Счастливые побеги! С вас листва

Не облетит, весна вас не оставит,

И музыкант, чья музыка жива

Всегда, и эту зелень вечно славит.

И счастлива без времени любовь,

Что горяча и тленью неподвластна,

Вся дышит юностью, всегда чиста.

Здесь страстью смертной согревает кровь,

Чья сердцу речь печальна и прекрасна —

Горящий лоб и лихорадка рта.

Кто к алтарю подводит жертву там

Зеленому, — незримый жрец, куда он

Ведет телицу робкую, к бокам

Ее атласным льнут цветы, как саван?

Что за село лежит там у воды,

Иль мирный форт, на склоне поджидая,

Но жителей, ушедших к жертве, нет?

Вовек пребудут улицы пусты

И молчаливы — ни душа живая

Не возвратится приоткрыть секрет.

Аттическая форма! Эта рать

Античных тел, что в мраморе зависли,

Лесные сучья, травяная гладь —

Все нас уводит за пределы мысли

И к вечности. О, пастораль без звука!

Когда наш век исчезнет без следа,

Пребудешь ты иному, как наука,

Не нашему, и объяснишь ему:

“Вся правда — красота, а красота

Есть правда — больше знать вам ни к чему”.

 

Ода меланхолии

Прочь от реки забвения! Не вей

Венков из аконита в брызгах яда.

Пусть не целует лба или бровей

Цвет белладонны, злое зелье ада.

Из ягод тиса четки не плети.

Пусть скарабей и сфинкс ночной не станут

Психеей траурной, и не спеши

Сову избрать наперсницей в пути.

Тень к тени льнет, и быстро в ней завянут

Порывы горькие твоей души.

Но если меланхолия слетит

С небес, как облако в слезах нерезких,

Цветов поникших маскируя вид,

Как саваном, траву холмов апрельских, —

Тогда испей печаль из первых роз,

Из радуги, где пена с дюн стекает,

С пионов пышных с горечью внутри.

Коль гнев любимой овладел всерьез,

Сожми ладонь ее, пусть попрекает,

И все в глаза прекрасные смотри.

Дочь красоты, — но красота умрет,

И радость, пальцем притворяя губы,

Прощается, и чувств нектар течет

Отравой, как пчеле цветы ни любы.

Святыня меланхолии видна

В приделе храма твоего, отрада,

Но жрец ее лишь тот, один меж нами,

Кто радости отведал винограда,

Его душа всю скорбь вкусит сполна,

Она трофей туманный в этом храме.

 

La Belle Dame sans Merci

1

О, витязь, в чем твоя беда,

Что медлишь, бледный, скорби полон?

Осока высохла в пруду,

Смолк птичий гомон.

2

О витязь, в чем твоя беда,

Зачем, измученный, куда ты?

Полны у белки закрома,

И нивы сжаты.

3

Цвет лилий на твоем челе

В густой росе, как от озноба,

И роз узоры на щеках

Завяли оба.

4

Ее я встретил на лугу,

Коса до пояса и скоры

Ступни, эльфийской крови дочь,

Безумны взоры.

5

Я для нее заплел венок,

Браслеты из цветов и пояс;

Любовью взгляд ее сиял,

Был сладок голос.

6

Я взял ее к себе в седло,

Дня напролет мне было мало,

Пока она напевом фей

Меня пленяла.

7

В лесу нашла мне дикий мед,

И корешки, и манны реки,

Клянясь на чуждом языке

В любви навеки.

8

Ввела меня в эльфийский грот

И горько разрыдалась к ночи.

Я поцелуями закрыл

Шальные очи.

9

Мне сон навеяла она

И снился мне — о скорбь и ад нам —

Последний из всех снов моих

На склоне хладном.

10

Я видел бледных королей

И принцев, чья иссякла сила,

Кричащих: “Belle Dame sans merci

Тебя пленила!”

11

Я видел голод полых ртов,

Разверстых ужасом и гневом,

И пробудился на холме

Под зябким небом.

12

Вот почему я медлю здесь,

Один как перст и скорби полон,

Хоть высохла в пруду трава,

Смолк птичий гомон.

 

 

 

Цветков Алексей Петрович — поэт, прозаик, журналист, переводчик. Родился в 1947 году на Украине. Учился на истфаке и журфаке МГУ, был одним из основателей группы “Московское время” (70 — 80-е годы). Эмигрировал в США в 1974 году, окончил аспирантуру Мичиганского университета со степенью доктора филологических наук. Выпустил несколько стихотворных сборников, а также книги эссеистики и прозы за рубежом и в России. В новомирской рубрике “Новые переводы” публиковались его переводы из Уильяма Шекспира (2008, № 8) и Болеслава Лесьмяна (2011, № 10). Живет в Нью-Йорке.

А был ли мальчик из Перми?

Абашев Владимир Васильевич — литературовед, критик. Родился на Алтае вst1:metricconverter productid="1954 г" 1954 г /st1:metricconverter . Окончил Пермский университет. Доктор филологических наук. Профессор Пермского университета. Автор книг «Пермь как текст» (2000), «Путешествие с доктором Живаго» (2010), «Всеволодо-Вильва и окрестности» (2011) и многих научных и литературно-критических публикаций. Живет в Перми.

Абашева Марина Петровна — литературовед, критик. Родилась в Новокузнецке. Окончила Новосибирский педагогический институт и аспирантуру филологического факультета МГУ. Доктор филологических наук. Профессор Пермского педагогического университета. Автор книг «Литература в поисках лица. Русская проза в конце ХХ века» (2001), «Русская женская проза на рубеже XX — XXI веков» (2007) и многих научных и литературно-критических публикаций. Живет в Перми.