Новый мир, 2012 № 10 - [27]

Похоже, Елизавета Аркадьевна увидела, что со мной происходит, почему и произнесла назидательно:

— Вот видите — всякий труд вознаграждается. Разобрали первый слой хорошо, вот и до второго добрались. Только уж не надо так волноваться. Никуда это от вас не убежит. Лучше идите руки помойте и давайте чайку выпьем, а то у меня от этой пылищи в горле пересохло. Потом и разбираться будете.

И хотя мне больше всего хотелось начать разбираться прямо здесь и прямо сейчас, но с хозяйкой спорить не приходилось, и я, с трудом оторвавшись от шкафа, побрел в ванную. Помыл руки и вошел на кухню, где Елизавета Аркадьевна уже ставила чашки на стол. На кухне за соседним столом суетливо расставлял тарелки какой-то до этого мной здесь не виданный пожилой мужичок, который вдруг дребезжащим заискивающим тоном поинтересовался у моей хозяйки:

— Уважаемая Елизавета Аркадьевна, а вон ту левую чашку вы случайно по ошибке не из моей сушки взяли?

— Сгинь, вошь поднарная! — негромко отозвалась Елизавета, но таким голосом, что сгинуть захотелось и мне, а мужичок дематериализовался мгновенно — как не было его.

— Ну вот, теперь и попьем спокойно, — как ни в чем не бывало сказала она и села за стол. — И не спешите, не спешите... Никуда эти книжки от вас не уйдут. А то я вижу, как вам не сидится, вон даже толком на стул не сели — только на краешек, чтобы легче сорваться было. А вы толком сядьте да пейте.

— Сажусь, сажусь, хотя если честно, то и правда невтерпеж на полках ваших порыться... А чего вы так с соседями-то суровы? — перевел я разговор.

— А как еще с этим быдлом? Я же вам говорила, как они мой дом разграбили, да еще и меня саму выжить пытались... Что же, мне после этого с ними церемонии разводить? Пусть помнят, что на чужом живут!

— Но ведь не сами же они в вашу квартиру ворвались. Небось подселили, когда прежних жильцов уплотняли. Разве не так?

— Так, не так, — равнодушно как-то проговорила Елизавета Аркадьевна, — мне-то что с этого. Мой, то есть наш дом был. А потом перестал. Насовали этих вот. А кто совал-то? Такие же. Так что мне все равно, сами или не сами.

— А ваша вся семья здесь жила? — Я решил побольше поразузнать, раз уж так разговор повернулся.

— Да нет. Мы тут останавливались, только когда из имения в Москву приезжали. А так все больше там. Там дом настоящий был. Одно слово — имение. Но бывали в Москве часто. И в театральный сезон. И когда у отца дела были на несколько дней. Да и просто так — побыть. Я уж не знаю, как так получалось, но наша семья почему-то предпочитала Москву Петербургу. Туда редко когда ездили. Разве что с кем-то из родственников повидаться по важным случаям — свадьба там, похороны, юбилей. Поэтому в Москве у нас эта квартира и была, а в Петербурге или в гостинице останавливались, или у какой-нибудь родни, если всего на несколько дней приезжали. Но все равно основное время родители в имении проводили. На Украине. Хорошее имение было — недалеко от Одессы. Там немецких деревень много было, вот мы как раз между ними и располагались. Впрочем, и тут хорошо было. А библиотеку основную отец как раз тут и держал. Там только разная беллетристика для чтения.

Это был удобный повод заторопиться обратно в комнату, и я решительно поставил чашку на стол:

— Спасибо за чай, Елизавета Аркадьевна! Пойдемте теперь вашей семейной библиотекой любоваться.

И мы пошли. Не зря мне не сиделось — такие книги мне не часто доводилось в руках держать. Все, конечно, не запомнилось, но вот два тома из четырех кутеповской “Императорской охоты на Руси”, “Путешествие Цесаревича” и юбилейное собрание Достоевского в шнелевских переплетах помню. И то, что Мережковский полным оказался и в девственном виде — так что я немедленно стал в голове прикидывать, куда бы мне мои первые пять томов с “Христосом и Антихристом” сплавить, тоже помню. И Полибия и Марцеллина — да еще в переплетах от Мейера — запомнил. И сириновского Сологуба. А саблинских там были собрания Гамсуна и Банга — Банга тогда я вообще впервые прочитал... И белая великая реформа в первозданном состоянии, и полный Брэм с невыгоревшим золотом на корешках, и... Я хватался то за одну книгу, то за другую, восхищенно причмокивал и даже, по-моему, притопывал ножкой.

Хозяйка, глядя на меня, явно веселилась:

— Что ж вы, молодой человек, за торговец, если свой интерес так явно показываете? Смотрите — заломлю сейчас цену непомерную, как рассчитываться будете? Вам бы надо так небрежно глазом скользнуть да и уверить меня, что ничего интересного тут нет — сплошная макулатура, да и сторговать подешевле.

— Да нет уж, Елизавета Аркадьевна, — серьезно ответил я, — поздно мне переделываться. Раз книги замечательные, то они такие и есть. Конечно, это не коллекционные издания, и не первоиздания, и не раритеты, а просто отличная библиотека хорошо образованного и небедного человека начала века, но сейчас и они много стоят. Другое дело, что мне не все они нужны. Так что я те, что мне не подходят, постараюсь по максимуму продать, а те, что для себя отберу, — вот их и буду сторговывать. Вот, например, ваш Дюма сойкинский. Есть любители, что за него большие деньги дадут, тем более в таком хорошем состоянии, а мне он без надобности. И брокгаузовскую библиотеку классики я уже тоже подобрал. А вот Мережковского и книги по истории я бы у вас купил. Вот я даже специально с собой официальные каталоги захватил, чтобы вы себе представляли, сколько бы вам государственная торговля заплатила, да еще с вычетом двадцати процентов. А я вам берусь втрое против этого за них получить и безо всяких вычетов. Зато то, что мне надо, я у вас в полторы госцены покупать буду. Согласитесь на такую схему? И честно говорю, из того, что я пока вижу, мне не больше половины, а то и меньше, купить хочется. Так что для продажи на сторону у вас много чего останется. И все книги не дешевые.