— Мне бы в Малые Колдуны!
— Знаем, знаем… Отведем, проводим… — суетливо одобрила библиотекарша. — Там уже и нет ничего. Но раз охота… коли решили родным местам поклониться, значит, так оно…
— Топать-то туды пят километров, — вмешалась скуластая.
— Я на машине, — сказал Вася. — А вы ту деревню знаете? Мне бы дом найти, где предки жили.
— Ой, на машине мы мигом доскочим, — обрадовалась библиотекарша. — Ну, Егоровна, вставай, подымайся… Будешь нам все показывать.
Скуластая встала и снова замерла, как окостеневшая.
— А вы что-то знаете? — спросил Вася.
— Она же родня твоя! — засмеялась библиотекарша дребезжащим смешком. — Хватит жаться, Антонина. Признавайся уже, а?
— Так я же спросил: не Рычкова ли? Говорите: нет, — сказал Василий недоуменно.
— Я по мужу-то Грибакина, а по-девичьи Рычкова, — объяснила скуластая. — А я тебя знаю, Вася. Видала, когда ты родился. К вам в Москву приезжала и видала. Как мать-то, жива-здорова?
— Вы не знаете? — растерянно проговорил Вася. — Давно нет ее. В восемьдесят четвертом году погибла.
— Ой, ой, бедненький ты мальчик, — запричитала библиотекарша.
— Да что с ней стало? — спросила Антонина.
— Авария. Говорят, ехала в такси… И грузовик… Авария.
Родственница молчала.
— Ну, здравствуй, чо ли! — шагнула, вдруг вся как-то уменьшилась и припала.
Она полулежала на его плече. Он ткнулся поцелуем в ее скулу, жесткую и холодную.
— А отец живой? — требовательно спросила, чуть отпрянув.
— Живой.
— Доктор, как и был?
— Да. За границей живет. В Германии. Уже седьмой год. Семья у него там. — И он добавил, упреждая дополнительные вопросы: — Я архитектор. Дома строю. Приехал в командировку. Первый раз в крае. Дай, думаю, проведаю: откуда мать моя.
— Дети есть?
— Дочка. Катя.
— Жену чего ж не захватили! — сказала библиотекарша. — Как жену звать?
— Кхм. Оля. Да мы в разводе.
— А этого нам знать не надо, — одернула Антонина. — А про меня говорили тебе что-нибудь?
— Нет, — признался Вася. — Я и не знал, что вы есть.
Она быстро прошла к двери, толкнула ее, ворвался ветер.
— Идем, или чо?
Они ехали по грязной развороченной дороге. Библиотекарша спереди, Вася с родственницей сзади.
— Ты теперь уже большой, Вася. — Она три раза похлопала его по руке. — Как вошел, сразу поняла: наша порода. Основательный, в деда. Плавный был дед твой. Как лебедь. Все его таким вспоминали. И на фотокарточках видно — лебедь. Нет, кабы не приехал ты — мы бы и не свиделись.
Ее рука судорожно сжала его и размякла, просто накрывая сверху, холодная и сухая.
Проехали по бревенчатому мосту, отозвавшемуся гулкой дробью.
— Это наша река Кобра, — сказала библиотекарша. — Кобра — это не змея. Это значит, что она по обрыву течет. Пять лет назад здесь мост упал.
— Как бы и этот не упал, — заметила Антонина строго.
— И не говори! — согласилась библиотекарша. — Помнишь, тех хоронили… Двадцать человек утопло. И не всех еще поймали. В ноябре дело было. Автобус ехал, местные с кладбища возвращались. Тогда уже так выходило, что деревни нет, а кладбище есть, вот и ездили всей компанией на родные могилки. Лед сваи подточил, и прямо посередке мост обломился. Одна девушка спаслась, прыгнула, пока падали, и на льдину попала.
— Остальные на дно пошли, — сказала Антонина.
— Ну, — подтвердила библиотекарша. — У нас течение сильное, некоторые далеко-далеко всплывали…
Антонина заерзала, крутя головой и бросая безумные взгляды направо и налево.
— Эй! Вы чо? Тормозите-то!
Машина встала. Шофер не двинулся с места.
— А я почем знаю, где вы тут жили, — оправдывалась библиотекарша, семеня вместе с ними.
— Да тут и жили, — говорила Антонина. — Одной улицей. Тут вон — Степан жил Рычков, председатель колхоза, двое детей. Он под Курском пропал. Вон по соседству я жила, с отцом своим, и матерью, и братом. Брат-то недавно сгинул, а отец мой Егор, начальник милиции, под Ленинградом погиб. А тут, напротив, Вася, дед твой, агроном, Николай, после, как его в Сталинграде убили, мать твоя с бабкой твоей и остались куковать, потом уже дом продали и в Челябинск переехали. У вас еще двор был крытый при доме, там скотину держали, лошадь, двух коров, мошкара у вас тут кружила, от нее полог вешали, чтоб не залетела…
“Она говорит, как будто у меня провал в памяти, и это я тут жил”, — подумал Вася.
Антонина показывала ему три дома, которых не было, и все же слабые, но въедливые следы доказывали, что когда-то здесь жили люди. Такой след сохраняется на стене от висевшей долго картины. Везде вдоль дороги покачивалась от ветра и тихо шумела высокая желтая трава, но там, где стояли дома, из-под травы проглядывали широкие вмятины. В одном месте темнел обломок доски, в другом — валялась поломанная изгородь, а на месте дома Васиной мамы лежал череп, нестрашный и тусклый.
— Собака околела, — просто сказала Антонина и перешагнула заросшую канавку.
— Дайте я сфотографирую, — поднял Вася мобильник.
Она с внезапной резвостью пнула резиновым сапогом череп, который подпрыгнул вверх, хрустнул и откатился. Вася нажал.
— Еще! Веселее! А? — Он отвел мобильник от глаз и взмолился: — Улыбнитесь!
Возможно, женщина и пыталась выдавить улыбку, однако направляла к нему прежнее лицо с тонкой полоской губ и укоризненным бесцветным взглядом. Вася спрятал мобильник в карман, но родственница осталась застывшей.
