Новый мир, 2011 № 03 - [68]

Для тебя он сыскал едва ли не лучшее место.

Ты росла потихоньку, без бурных скачков, без последствий,

Хорошела, не очень полнела, осталась в невестах.

Объезжали тебя трактора и справа и слева,

Не хотели топтать твоё тело и портить твой запах.

Продолжал глотать Николай, а Нюрка осоловела

В его воровских, но очень красивых лапах.

Но ты на это смотрела сквозь пальцы.

Тебе интересней было увидеть, как доживает Серый —

На твоём краю маячивший старый мерин.

Он ведь один в лошадином списке остался.

Ты принимала пришлых в людское своё поголовье.

Уходили старики и старухи, приходили дети.

Образовалось алексинское сословье.

Ничего особенного. Но всё же не те, а эти.

Если прибавить к людям ежей и удодов,

Иволгу, местных кукушек, собак и кошек,

Множество птиц, неизвестных по имени, разной породы,

Бабочек, мух, комаров и мельчайших мошек…

Можно составить такой же список кустов и деревьев,

Трав и цветов, заверить его в сельсовете.

Чтобы никто не мечтал о покупке такой дорогой деревни,

Чтоб в ней оставались не те, а эти.

Что касается нас — меня, жены, детей и дальше по списку,

Мы служить тебе будем до последнего вздоха.

Но не вздумай нас вписывать в перечень на поверхности обелиска,

Что стоит в твоём центре: получится плохо.

Вместо тайны общенья живущих громко и ушедших тихо

Казённая справка с круглой печатью и пропуск на выход.

Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями

СЕРГЕЙ БЕЛЯКОВ

*

ПАРИЖСКИЙ МАЛЬЧИК ГЕОРГИЙ ЭФРОН МЕЖДУ ДВУМЯ НАЦИЯМИ

 

 

 

Беляков Сергей Станиславович – критик и литературовед. Родился в 1976 году в Свердловске (ныне Екатеринбург). Окончил Уральский государственный университет. Заместитель главного редактора журнала «Урал». Постоянный автор «Нового мира» Живет в Екатеринбурге.

 

 

У меня нет ни капли французской крови,

но в моих жилах течет кровь Франции.

Ромен Гари

 

В истории литературы Георгий Эфрон, более известный под домашним именем Мур, остался лишь сыном Марины Цветаевой. Да, он мог бы стать известным литературоведом, переводчиком. А мог сделать карьеру политического аналитика, специалиста по международным отношениям. Предпосылки к этому были: в пятнадцать лет новый состав французского Кабинета министров интересовал его больше, чем прелести одноклассниц, о наступлении англичан в Греции, об отношениях Французской компартии с Коминтерном, об интересах Советского Союза Мур судил с профессионализмом дипломированного между­народника. Увы. Мойры не были милостивы к Муру: его ждал фронт и безымянная могила у деревни Друйка, где в самый разгар знаменитой операции «Багратион» сын Марины Цветаевой принял последний бой.

И все-таки этот несостоявшийся профессор, несостоявшийся переводчик, несостоявшийся писатель кое-что успел за свои девятнадцать лет. Даже очень много успел. Он оставил литературное наследие, которое не оценили до сих пор.

Дневники Георгия Эфрона читают в основном историки литературы и биографы Марины Цветаевой. Но Георгий интересен и сам по себе. Вся его жизнь прошла на границе двух культур, двух миров, двух наций. Кем он был? Русским? Французом? Космополитом? Почему это вообще важно?

Мы привыкли стесняться национального вопроса, как будто само слово «нация» оскверняет нашу речь, ведь нацизм и нация — слова с одним корнем. И все-таки игнорировать нацию не только глупо, но и преступно.

К нации, национализму и национальному чувству применим известный анекдот об Эзопе, покупающем язык — самую лучшую и самую худшую вещь на свете. Преданность своей нации порождает героев и убийц, подвиги и преступления. Сама история человечества, по крайней мере за последние века (а я убежден, что и последние тысячелетия), в немалой степени есть история наций. Нации сталкиваются, борются, сосуществуют, сливаются. Жизнь наций, их взаимодействие, их конфликты влияют на судьбу каждого из нас гораздо больше, чем нам хотелось бы. Но мы по-прежнему мало знаем о нации.

О национальной идентичности человека судят или по его происхождению («по крови»), или же по так называемому «национальному самосознанию», но до сих пор никто не научился это самосознание фиксировать, определять.  В конечном счете ограничиваются строчкой в анкете: при опросе господин N признал себя болгарином, а господин NN — турком, значит, так оно и есть. Но этот «анкетный» подход дает нам очень мало. Дело даже не в том, что ответ на вопрос анкеты часто бывает неискренним. Важнее другое: такой ответ все равно не объясняет, что же такое нация, чем объединяет она людей, почему во имя нации свершается столько подвигов, столько преступлений. Какая сила заключена в национальном единстве? Можно ли по собственной воле сменить нацию, как меняют гражданство, конфессию, даже пол? Предопределена ли национальная принадлежность происхождением, как влияют на нее воспитание и среда?

Сама судьба провела над Георгием Эфроном лабораторный эксперимент. Он родился в Чехии в семье русских эмигрантов, но вскоре родители перевезли маленького Мура в Париж. Тринадцать лет он прожил во Франции. В 1939 году вместе с матерью приехал в Советский Союз, где провел больше пяти лет. Все эти годы он тщательно, день за днем, заносил в дневник свои мысли, чувства, воспоминания.