Новый мир, 2011 № 01 - [2]

И память моя будет делать круги

Туда, где табличка: “Сюда не моги!”

 

*     *

 *

Взошла в зенит моя печаль,

И не было её огромней.

И целый мир не понималь,

Пошто оно ревета стогне.

А день сменялся тем же днём,

Всё та же ночь глаза смежала —

Часы стояли на своём,

И время им не возражало.

 

 

*     *

 *

Там, где у Сфинкса кончаются лапки —

Там начинается всё остальное,

Там иудейки, они же арабки,

Прутся от шмотки с кровавым подбоем,

Там начинается всё, что я помню:

Снег почерневший лежит и не тает,

Чудище обло, озорно, огромно —

Сволочь стозевная — лает и лает...

Там начинаются эти могилы,

Эти родильныенахердома,

Где не проходят потуги вполсилы,

И акушерка орёт, чтоб — “сама”...

Крестная сила, клыкастые бабки,

Вечная карма и грехЪ, что на “ять”...

Там, где у Сфинкса кончаются лапки,

Лучше не нужно подолгу стоять.

Полтора кролика

СЕРГЕЙ НОСОВ

*

ПОЛТОРА КРОЛИКА

Рассказы

 

Носов Сергей Анатольевич родился в 1957 году. Закончил Ленинградский институт авиационного приборостроения и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор романов “Хозяйка истории”, “Член общества, или Голодное время”, “Дайте мне обезь­яну”. В “Новом мире” печатается впервые. Живет в Санкт-Петербурге.

 

 

ХОРОШАЯ ВЕЩЬ

 

— Это надолго, — сказал Петя. — Э, да у них еще и светофор не работает.

— Ладно. — Лев Лаврентьевич застегнул верхнюю пуговицу на пальто. — Я пешком быстрее дойду. Здесь недалеко.

— Как хотите.

Не очень хотел. Было слякотно снаружи, мокро, грязно. Тяжелые ошметки падали на лобовое стекло, уж точно не снежные хлопья. Лев Лаврентьевич вновь расстегнул пуговицу, в машине тепло было, не выходил. Сегодня ему заплатили за статью, напечатанную еще весной в “Трудах конференции”, — он уже не мечтал получить гонорар. Ехал бы на метро в родной спальный район, да вот не смог пренебречь предложением соавтора: аспирант Петя на своем “форде” отправлялся к Торговому центру. Настроение у Льва Лаврентьевича, несмотря на денежное вознаграждение, было прескверное. По правде говоря, жена его недостойна подарка — два дня они в ссоре. Мириться он сегодня все равно не намерен, а стало быть, покупать подарок сегодня как-то нечестно — во всяком случае, по отношению к самому себе. Тем более что есть время еще. Еще три дня до Нового года…

— Вам сколько, Петя? Двадцать пять?

— Двадцать четыре.

— Ну, до тридцати можете смело не жениться. Это как минимум до тридцати.

Девушка в серебристой шубке разносила по машинам журнальчики. Лев Лаврентьевич опустил стекло. Реклама известного рода услуг. “За знакомство!” — прочитал Лев Лаврентьевич название. Как тост звучит. Вот и на обложке большегрудая блондинка топлес, широко улыбаясь, поднимала бокал шампанского. Может, у них тоже рождественская распродажа?

— Здесь всегда раздают, — сказал Петя, положив подбородок на руль, — мне и вчера на этом перекрестке дали, и позавчера… Большой тираж.

Мать честная! Да сколько же их тут! Лев Лаврентьевич перелистывал, поражаясь количеству. Фотографии размером с этикетку спичечного коробка, иногда покрупнее — по десять штук на странице, у Льва Лаврентьевича в глазах зарябило. А вот и реклама.

— “Приглашаются девушки на высокооплачиваемую почасовую работу, — читал Лев Лаврентьевич вслух. — Независимо от результатов собеседования каждая пришедшая получает в подарок тысячу рублей...” Нет, что делают! Как заманивают!

— Вы лучше тексты под фотографиями почитайте. Больше о жизни узнаете.

— “Очаровательная блондинка приглашает в гости состоятельных мужчин…” — читал Лев Лаврентьевич наугад. — “Горячая девочка подарит часы наслаждения…” “Две ласковые кошечки с неограниченными фантазиями ждут щедрого гостя…”

Открыл в другом месте:

— “Приеду с аксессуарами. Могу с подругой”… “Все, кроме кропо”… “Гарантирую отсутствие следов”…

— Это вы садомазо читаете… Страницы экзотики.

— Век живи, век учись, — пробормотал Лев Лаврентьевич. — Челове­чество с катушек съезжает. Давно съехало. Я таких и слов не знаю. Что такое “суспензорий”?

— Понятия не имею. Может, то же, что и “бандаж”?

— В смысле?

— Ну, посмотрите, там чаще “бандаж” употребляют…

— Да, да, вот: бандаж, флагеляция, вариации… Флагеляция — это что?

— Боюсь, что порка.

— Флагелянты… — вспомнил Лев Лаврентьевич. — В Средние века были такие… Самобичующиеся… За грехи себя наказывали…

— Так те из религиозных соображений…

На одной фотографии была одетая. Причем принципиально одетая — целиком и цивильно, отнюдь не в черную кожу свирепой садистки. В свитер. Ворот свитера закрывал даже шею до подбородка.

— “Поркотерапия, — продекламировал Лев Лаврентьевич. — Избавление от депрессии, комплекса вины, душевного дискомфорта. Без интима”... Нет, как это тебе нравится? Неужели кто-то пойдет “без интима”?

— Все может быть. Вы возьмите домой, с женой обсудите.

— Ха-ха, — сказал Лев Лаврентьевич, первый раз повеселев за неделю.

А что? Был бы терапевтический смысл в снятии стружки и в пилке-пилении — все бы мужья ходили здоровенькими, бодрыми, жизнерадостными и психически уравновешенными. А не подарить ли ей рубанок, большой такой рубанок со сменным модулем, или, скажем, дисковую пилу? Или аккумуляторный лобзик? Не поймет ведь. Обидится.