Новый мир, 2010 № 03 - [39]

Обугленный мотылек с треском упал рядом с подсвечником. Остальные бабочки метались над пламенем, создавая в воздухе светящийся рисунок.

— То, каким мы видим мир в “обычном” состоянии, — это взгляд муравья с верхушки муравейника. Так смотрит ребенок через замочную скважину в спальню родителей. Вы подглядывали в детстве? Помните? Какие-то куски, фрагменты, которые иногда меняют расположение, а иногда исчезают. Но что за этими фрагментами? Какой в них смысл? Вот мир, каким у нас принято видеть его — и каким его охраняют законы государства и религии. Но почему? Для кого охраняют? Ради каких целей?

— Наивная! — Ответ вертелся на языке. — Теми, кто понял, что эта реальность одна из тысячи, невозможно манипулировать. Не заставишь ходить строем, носить знамена и отдавать честь. Помните, я говорил, что “быть собой” значит “быть разным”? Главная особенность людей, как мы с вами — не спорьте! — что нам уже нельзя продать потребительскую корзину. Не выйдет — чтобы в ней ни лежало: новая реальность, современное искусство, политика или обычный хлеб с маслом. И знаете почему? Потому что мы приучены самостоятельно складывать свою реальность. Из разных реальностей — собирать себя по своему усмотрению.

— Значит, вы за легализацию? — Улыбнувшись, она сдула несколько сгоревших бабочек.

— Я серьезно! — отмахнулся. — Я за то, чтобы человек имел возможность использовать все варианты, которые в нем заложены. Я за право человека на эту возможность. Если запустить процесс медленно, гуманно, цивилизованно — чтобы люди не сошли с ума от свободы, которая на них в этом случае рухнет, — то и за легализацию, конечно.

— Однако наша с вами родина, кажется, выбрала другое направление…

В темноте хрустнула ветка, на перила взобралась мартышка и воровато огляделась.

Моя собеседница села вполоборота:

— Точка опоры, точка опоры. Всем нужна точка опоры. Знаете, почему в этой стране так много богов второго эшелона? Зачем их главный поставил наблюдателей в каждую ячейку жизни? Чтобы у человека ни на секунду не возникали вопросы о ее смысле.

— Это их боги, их смыслы. А куда бежать нам? От собственного сознания, от пустоты — куда спрятаться?

Сотни мотыльков вились над свечами, и мы сидели, беспрестанно отмахиваясь от них.

— Ваше знание, о котором вы говорите, и есть ваша точка опоры. Знание того, что опереться не на что, — это ведь очень много. А другого просто не дано. Услугами богов, есть подозрение, вы пользоваться не станете?

— Мне хватает налоговой…

— Точка опоры — то, что никаких точек опоры нет, или то, что их много, как вас внутри вас. Они… — я увидел, как она взмахнула рукой, — знали об этом и выразили как умели — через богов, которые создают иллюзию объективной реальности, играют роль эха, роль несуществующего зрителя в этом спектакле. В сущности, они сами создали себе зрителей, стали и зрителями и актерами…

— Значит, точка опоры для человека — это другой человек?

 

От рома и дыма голова кружилась. Все во мне соглашалось с тем, что она говорит, — но одновременно бунтовало. Слушая ее, я чувствовал, как меня чудовищно обокрали, уничтожили. А потом одарили, сделали миллионером.

— А я расскажу вам другую историю.

Мотыльки исчезли так же внезапно, как и налетели. Теперь стол покрывал ровный слой мертвых личинок.

— Историю о том же самом — но в другой форме. Будете слушать?

Заколка упала на стол, ее волосы рассыпались. В глазах снова вспыхнул янтарный блеск.

— Конечно…

— Я знал человека, от неприязни к которому долго не мог избавиться. Ничего особенного, обычный человек, почти коллега. Но именно этот тип — точнее, его наглость и апломб, заносчивость — вызывал во мне физическую брезгливость. При упоминании о нем все во мне кипело и возмущалось. Негодовало — из-за самого факта существования такого человека. Пока не случилось вот что. Однажды я отправился в путешествие. Подальше — от Москвы, от себя. В одну африканскую страну, надолго. Когда я жил один, то часто позволял себе такие путешествия. Пробираясь все дальше в пустыню, я наконец попал в древний город, окруженный со всех сторон горами. Он был глиняным, этот город, с голубыми куполами мечетей — и я решил, что хватит. Что пора остановиться, пожить в этом странном, завораживающем месте хотя бы пару недель. Я снял комнату в старом ветхом доме, облачился в традиционный балахон и штиблеты. Сначала с опаской, а потом свободно ходил по улицам, заглядывал в мечети. Принимал участие в молитвах и праздниках, был на похоронах и свадьбе. Толкался на базарах и даже подрабатывал там нехитрыми фокусами. Видел краем глаза казнь — да, да! И вот в какой-то день ноги занесли меня на один из дальних рынков. Этот рынок находился в квартале у восточных ворот, который назывался кварталом двойников (в древности здесь подыскивали похожего на себя человека). Я стоял у лотка и что-то перебирал, рассматривал — какое-то барахло, украшения. И вдруг услышал голос. На мне был капюшон, поэтому тот, кто говорил по-русски, меня не узнал. Но я-то узнал его сразу! Камера, рюкзак, очки от солнца, под мышкой путеводитель — это был он, тот самый! На краю света, в огромном городе на рынке квартала двойников, куда меня случайно занесли ноги, — мы встретились.