Новый мир, 2010 № 01 - [6]

Потом, когда многое уже снято и записано, они вновь оказываются на раскатах. Их разрывает от впечатлений. Они громко говорят, хохочут, кто-то курит.

Брайан:

— Тут основная фишка в том, что идут параллельные потоки времени. Не удастся делать одну тему, потом другую, потому что они одновременно звучат. Это звук Хаоса. И это самое офигительное: гнать три-четыре темы одновременно — причем, может быть, в разных направлениях… Одна — на угасание, другая — на подъем. Третья — только крупными крапинами, как бы вспышками… Хендрикс умел такие штуки делать. Ну и Майлз.

Алексей:

— Да, обалденно.

Они тихо скатываются по реке среди птичьего гомона.

— Когда я бываю здесь, — вдруг тихо вступает Николай Иванович, — я почему-то не могу избавиться от мысли, что Бог есть. И чем больше узнаю — про Большой взрыв… Про то, что весь этот мир, вся вселенная создалась из какого-то невероятного по плотности кусочка материи величиной с орех… с зерно… Непредставимо, да и не имеет значения… Какое нужно количество совпадений, чтобы это зерно породило такое разно­образие жизни, как здесь? Не-ве-ро-ят-но-е. Нигде во вселенной никакой жизни не обнаружено… А это значит — либо Бог… Либо законы эволюции на этой планете, вопреки космическим законам, божественны…

Брайан:

— Точно. Такая мысль здесь запросто может прийти в голову.

Они вновь включают мотор и правят к голой глинистой косе, последней суше у моря. Вся коса покрыта следами птиц.

Андрей с камерой спрыгивает на землю, смотрит на эту клинопись следов и снимает.

Алексей:

— Что увидел?

— Я поместил бы это на обложку альбома. Есть у кого-нибудь нормальный фотоаппарат? Щелкните. — Продолжая рассматривать окрестности в глазок камеры, вдруг видит вышку: — А это что за елда?

— А это вышка. Буровая. Компании «Глобал ойл». Из-за нее был большой скандал, опасались, что зимой — тут же льды — будет авария, разлив нефти на границе с заповедником. Но оказалось, ничего — пять лет уже. Видно, что на буровой сидит, отдыхая, множество птиц.

Брайан отходит от других, садится на бревно, слушает. Николай Иванович, желая, видимо, продолжить разговор и не очень-то интересуясь разгрузкой лодки, приближается к нему:

— Брайан… Кстати, почему вас называют Брайан? Это ваше настоящее имя? — Чувствует себя неловко. — Извините…

— Да нет, я люблю рассказывать о Брайане. Был такой музыкант — Брайан Джонс. Настоящий денди эпохи битников! Когда в Европу стали приезжать первые рок-банды из Америки, он ездил с ними из страны в страну и в точности снял их манеру играть. А потом создал группу «Роллинг Стоунз», которая стала играть ритм-энд-блюз по-настоящему, как это делают черные. А еще он ездил по миру и собирал звуки. Короче, для меня музыка началась с одной пластинки, где он представляет марокканских трубачей из Джуджуки. Вот поэтому я и Брайан…

— Вот как… А я, признаться, до вас не имел дело с музыкантами…

А теперь — у меня в голове не укладывается, как за всю мою жизнь, слушая птиц, я ни разу не подумал о музыке? Наверно, музыка была не нужна. Птиц хватало. Но то, что вы придумали, меня просто ошеломляет, потому что… Ведь это разные уровни сознания… И нужно обладать редким чувством гармонии мира… Вы понимаете?

— Думаю, да.

— А я не пойму, пока не услышу… — признается Николай Иванович.

— Услышите.

— Но гармония мира?

— Она офигительна.

— Тогда я скажу: на самом деле эта буровая не должна торчать здесь! Она все портит! Вы согласны? Такой вид не стоило бы портить и за миллион долларов. В конце концов, нефти много — а такая картинка, — он обводит рукой горизонт, — одна. И Волга одна.

— Можно и так подумать обо всем этом, — соглашается Брайан.

Некоторое время все топчутся на косе.

— Ну, палатку мы здесь поставим, — говорит Алексей. — А вот дров на костер не наберем. Если только вон то, — показывает белое, как кость, давно прибитое к берегу дерево, — не распилим. Я топор взял, а пилу — нет.

— А зачем пила? — аккуратно интересуется Николай Иванович.

— Да вон какой ствол лежит — а распилить нечем.

— Вы знаете, Алексей…— говорит Николай Иванович. — Здесь каждое дерево обычно облюбовано какой-нибудь птицей. Тут ваш знакомый, Белохвостый Орлан, любит сидеть. Мы его спугнули — но вон видите помет? Это его место…

— Ну а обед мы как будем готовить? — смеется Алексей.

— Я примус взял. — Тоже смеется. — Опыт, знаете… Я еще маленьким с отцом, с матерью по нескольку дней так же вот, в лодке, путешествовал… Никаких моторов — на веслах, на шестах. Иногда прямо в лодке и ночевали. И вот — вечером примус раскочегаришь — и слушаешь отца…

— На шестах? — с видимым изумлением спрашивает Андрей.

— Ну да… Тут же мелко почти везде… Так и плавали… Семечки лотоса ели, чилим [1] , хлеб. Арбуз еще с собой прихватишь — роскошь…

 

 

sub IV /sub

 

«Министр внутренних дел» показывается на подержанной, но достаточно приличной «тойоте-королле» на пыльных улицах поселка, в глубине которого, в конце улицы, виден офис нефтяной Компании. В этот час аул замер в пыльном жаре самана: из самана сложены стены одноэтажных беленых, а то и просто ровно обмазанных перемешанной с навозом глиной домов, заборы… По краю улицы бегут короткие синие тени. Ветерок крутит солому и пыль на дороге. В этот час здесь ничего не шевелится, даже белье не сушится, сушатся разложенные на земле плюхи коровьего помета; высохшие сложены в остроконечные кучи, несколько мух на более свежих; только в плотной, надежной тени сарая две женщины разжигают во дворе печь лепешками кизяка. Рядом крутятся круглоголовые малыши… Подняв клубы пыли, так что женщины у печки, не успев закрыть лица платками, начинают чихать и отплевываться, он подруливает к зданию конторы, выключает кондиционер, глушит машину, вытаскивает ключи из замка и выходит.