Аля была вчера. Думаю, в последний раз. Диссертация готова. Отзыв я написал и больше не нужен — фантик от конфеты. Мы выпили чаю. На часы она не смотрела, зато смотрела в окно, за ним темнело. Рассказала, как выучила плавать своего ребенка, я зачем-то рассказал, как тонул в детстве. И конечно, с излишними физиологическими подробностями. Ей было скучно, но она выслушала. За окном зажглись фонари, и она сказала, что ей пора. Я вызвался проводить до метро, но она сказала, что на машине, наконец-то отремонтировали. Оставила мне в подарок дорогущего чая. И ты ошибаешься, если думаешь, что я скучаю по ней. Лишь только она вошла вчера, я понял, что это не та женщина, которую я ждал. Все мне показалось чужим: лицо, голос и эта манера смотреть в окно. Я догадался не сразу. У нее были другие духи вчера. Меня очаровывал запах. И только! И всего лишь. Наверно, я урод. Я спросил, какими она прежде духами пользовалась. „Ki-Ki” (Ки-Ки). Почти „Хи-Хи”.
Я купил Теме книгу о глубоководных рыбах. Пусть читает по-русски…”
— Больно длинное, — заметил юноша. И протянул ему листок, исписанный печатными буквами.
— Знаете, молодой человек, если я сам буду набирать, выйдет еще длиннее, то есть для вас. Вам ждать выйдет дольше, чем набрать.
9
Он стоял у ее двери, не решался позвонить. Рассматривал новенький дерматин, черный, узорчатый, взгляд застревал в этих узорах. И вдруг дверь отворилась сама, без спросу.
— И что? — Смотрела она из полумрака.
— Вот. Хотел зайти. А вы чего вдруг дверь отворили?
— Да надоело ждать, когда вы позвонить решитесь. Я полы здесь мыла и вижу, что кто-то глазок загораживает. Поглядела на всякий случай.
Он сказал, что лишил ее жильца, виноват и хочет загладить. И протянул конверт с деньгами. Они уже были на кухне, прошли по свежевымытому. Она заглянула в конверт.
— Я столько за месяц беру.
— Надеюсь, за месяц жилец найдется.
— А деньги где взяли?
— Старуху зарубил.
— Откуда у старухи деньги?
— Похоронные.
— Ладно, — втолкнула ему в руку конверт, — не нужны мне ваши похоронные.
— Обижаете.
— Нет. — Лицо у нее было невеселое.
Он сел, постучал пальцами по столешнице.
— Что случилось?
— Ничего. Тоска нашла. На родину захотелось. Вот думаю, продам квартиру и уеду. И буду там потихоньку в огороде копаться.
— Никуда вы не уедете.
— Ну да, вы же про всех все знаете.
Он молчал, смотрел хмуро.
— Жизнь прошла, — сказала она.
— Нет, — сказал он вдруг зло, — ее украли, пока вы глазели по сторонам. Меньше надо рот разевать!
Поднялся, вышел. Дверь хлопнула. Конверт остался на столе.
Ночью он думал, что совсем пропадет, если она и в самом деле вдруг уедет. Забудет без нее, как дышать, и умрет. Жизнь прошла — действительно.
Яснов Михаил Давидович — поэт, переводчик, детский писатель. Родился 8 января 1946 года в Ленинграде, окончил Ленинградский университет. Автор шести сборников лирики, многих книг переводов (в основном с французского языка), а также нескольких десятков оригинальных и переводных книг для детей. Лауреат многих отечественных и зарубежных литературных премий. Помимо собственного творчества, основной круг интересов — работа с литературно одаренными детьми.
С 1992 года — автор и ведущий программ Петербургского радио, посвященных детскому творчеству. Живет в Санкт-Петербурге.
В “Новом мире” печатается впервые.
* *
*
Я странный мир увидел наяву —
здесь ничему звучащему не выжить,
здесь если я кого и позову,
то станет звук похожим на канву,
но отзвука по ней уже не вышить.
Здесь если что порой и шелестит,
то струйка дыма вдоль по черепице,
здесь даже птица шепотом свистит,
а ветер листья палые шерстит
беззвучно, будто им все это снится.
Здесь камнем в основании стены
который век не шелохнется время.
Здесь между нами столько тишины,
что до сих пор друг другу не слышны
слова, давно услышанные всеми.
* *
*
Голос ломкий, как тонко заточенный грифель,
чертит плавную речь, избегая нажима,
на откосе ли вдруг замерев, на обрыве ль,
зацепившись за слово, застыв недвижимо.
Вниз осыплются призвуки, выпадут слоги,
и окажется почва чужой, бесполезной,
и застынет вопрос, ожидая подмоги,
над внезапно открывшейся райскою бездной.
* *
*
В. Д. Берестову
На улице — тихо и жарко.
Дремотные липы цветут.
В дирекцию детского парка
зайду на пятнадцать минут.
Мне скажут:
— Ну как, вы готовы?
Не страшно? У нас — малыши!..
— Ну что вы, — отвечу, — ну что вы:
они-то как раз хороши!
Люблю первоклашек степенных,
их классов приветливый вид,
где солнечный зайчик на стенах
от каждой улыбки дрожит.
Люблю второклашек беспечных,
их шум, их насмешки порой
и этих наивных и вечных
вопросов неистовый рой.
Люблю третьеклашек бывалых —
расселись, хитры и тихи.
Не раз я с восторгом внимал их
историям — вот где стихи!
И есть неприметная глазу
отзывчивость, гибкость души —
все то, что к четвертому классу
теряют мои малыши.
Тот весело смотрит,
тот — хмуро,
та щиплет соседку тайком...
Все прочее — литература!
И к ней мы сейчас перейдем.
1986
* *
*
Память переполнилась,
переутомилась.
То, что раньше по"мнилось, —
то теперь помни"лось.
Дорогие небыли,
золотые были, —
были или не были?
Не были. Но были.
Отрочество. Весна
Как пробка из ушей, смыт лед из водостоков
