Новый мир, 2009 № 04 - [31]

Аля была вчера. Думаю, в последний раз. Диссертация готова. Отзыв я написал и больше не нужен — фантик от конфеты. Мы выпили чаю. На часы она не смотрела, зато смотрела в окно, за ним темнело. Рассказала, как выучила плавать своего ребенка, я зачем-то рассказал, как тонул в детстве. И конечно, с излишними физиологическими подробностями. Ей было скучно, но она выслушала. За окном зажглись фонари, и она сказала, что ей пора. Я вызвался проводить до метро, но она сказала, что на машине, наконец-то отремонтировали. Оставила мне в подарок дорогущего чая. И ты ошибаешься, если думаешь, что я скучаю по ней. Лишь только она вошла вчера, я понял, что это не та женщина, которую я ждал. Все мне показалось чужим: лицо, голос и эта манера смотреть в окно. Я догадался не сразу. У нее были другие духи вчера. Меня очаровывал запах. И только! И всего лишь. Наверно, я урод. Я спросил, какими она прежде духами пользовалась. „Ki-Ki” (Ки-Ки). Почти „Хи-Хи”.

Я купил Теме книгу о глубоководных рыбах. Пусть читает по-русски…”

— Больно длинное, — заметил юноша. И протянул ему листок, исписанный печатными буквами.

— Знаете, молодой человек, если я сам буду набирать, выйдет еще длиннее, то есть для вас. Вам ждать выйдет дольше, чем набрать.

 

9

Он стоял у ее двери, не решался позвонить. Рассматривал новенький дерматин, черный, узорчатый, взгляд застревал в этих узорах. И вдруг дверь отворилась сама, без спросу.

— И что? — Смотрела она из полумрака.

— Вот. Хотел зайти. А вы чего вдруг дверь отворили?

— Да надоело ждать, когда вы позвонить решитесь. Я полы здесь мыла и вижу, что кто-то глазок загораживает. Поглядела на всякий случай.

Он сказал, что лишил ее жильца, виноват и хочет загладить. И протянул конверт с деньгами. Они уже были на кухне, прошли по свежевымытому. Она заглянула в конверт.

— Я столько за месяц беру.

— Надеюсь, за месяц жилец найдется.

— А деньги где взяли?

— Старуху зарубил.

— Откуда у старухи деньги?

— Похоронные.

— Ладно, — втолкнула ему в руку конверт, — не нужны мне ваши похоронные.

— Обижаете.

— Нет. — Лицо у нее было невеселое.

Он сел, постучал пальцами по столешнице.

— Что случилось?

— Ничего. Тоска нашла. На родину захотелось. Вот думаю, продам квартиру и уеду. И буду там потихоньку в огороде копаться.

— Никуда вы не уедете.

— Ну да, вы же про всех все знаете.

Он молчал, смотрел хмуро.

— Жизнь прошла, — сказала она.

— Нет, — сказал он вдруг зло, — ее украли, пока вы глазели по сторонам. Меньше надо рот разевать!

Поднялся, вышел. Дверь хлопнула. Конверт остался на столе.

Ночью он думал, что совсем пропадет, если она и в самом деле вдруг уедет. Забудет без нее, как дышать, и умрет. Жизнь прошла — действительно.

Золотые были

Яснов Михаил Давидович — поэт, переводчик, детский писатель. Родился 8 января 1946 года в Ленинграде, окончил Ленинградский университет. Автор шести сборников лирики, многих книг переводов (в основном с французского языка), а также нескольких десятков оригинальных и переводных книг для детей. Лауреат многих отечественных и зарубежных литературных премий. Помимо собственного творчества, основной круг интересов — работа с литературно одаренными детьми.

С 1992 года — автор и ведущий программ Петербургского радио, посвященных детскому творчеству. Живет в Санкт-Петербурге.

В “Новом мире” печатается впервые.

 

*     *

 *

Я странный мир увидел наяву —

здесь ничему звучащему не выжить,

здесь если я кого и позову,

то станет звук похожим на канву,

но отзвука по ней уже не вышить.

Здесь если что порой и шелестит,

то струйка дыма вдоль по черепице,

здесь даже птица шепотом свистит,

а ветер листья палые шерстит

беззвучно, будто им все это снится.

Здесь камнем в основании стены

который век не шелохнется время.

Здесь между нами столько тишины,

что до сих пор друг другу не слышны

слова, давно услышанные всеми.

 

*     *

 *

Голос ломкий, как тонко заточенный грифель,

чертит плавную речь, избегая нажима,

на откосе ли вдруг замерев, на обрыве ль,

зацепившись за слово, застыв недвижимо.

Вниз осыплются призвуки, выпадут слоги,

и окажется почва чужой, бесполезной,

и застынет вопрос, ожидая подмоги,

над внезапно открывшейся райскою бездной.

*     *

 *

В. Д. Берестову

На улице — тихо и жарко.

Дремотные липы цветут.

В дирекцию детского парка

зайду на пятнадцать минут.

Мне скажут:

— Ну как, вы готовы?

Не страшно? У нас — малыши!..

— Ну что вы, — отвечу, — ну что вы:

они-то как раз хороши!

Люблю первоклашек степенных,

их классов приветливый вид,

где солнечный зайчик на стенах

от каждой улыбки дрожит.

Люблю второклашек беспечных,

их шум, их насмешки порой

и этих наивных и вечных

вопросов неистовый рой.

Люблю третьеклашек бывалых —

расселись, хитры и тихи.

Не раз я с восторгом внимал их

историям — вот где стихи!

И есть неприметная глазу

отзывчивость, гибкость души —

все то, что к четвертому классу

теряют мои малыши.

Тот весело смотрит,

тот — хмуро,

та щиплет соседку тайком...

Все прочее — литература!

И к ней мы сейчас перейдем.

1986

 

 

*     *

 *

Память переполнилась,

переутомилась.

То, что раньше по"мнилось, —

то теперь помни"лось.

Дорогие небыли,

золотые были, —

были или не были?

Не были. Но были.

Отрочество. Весна

Как пробка из ушей, смыт лед из водостоков