Новый мир, 2008 № 08 - [2]

Прочитал. Рассказы понравились. Порадовался еще и потому, что во времена нынешние (как, впрочем, и в прежние) нет-нет да и объявятся “хоронильщики” русской литературы. Современной в особенности.

Конечно, сегодня не отмахнешься от очевидного: мизерный тираж книг, грошовые гонорары (если не полное их отсутствие), диктатура издателей и книготорговцев, у которых единственный принцип — скорый и легкий доход.

И потому отступает в тень или вовсе уходит литература художественная. Даже в литературные журналы — эти островки славного прошлого — приходит армия порою грамотных, но бесталанных “творцов новой литературы”, которые будто бы никогда не слыхали, что в рассказе ли, повести, романе должны быть язык, пейзаж, сюжет, образ, характер, хотя бы в малой степени. Иначе получаются безликие “тексты”, которые не заденут души и сердца.

Нынешние литературные воды мелеют еще и потому, что питают их, в основном, родники столичные. Давайте вспомним времена литературного расцвета, когда живое слово приходило в Москву из Вологды, Иркутска, Краснодара, Харькова, Ростова, Минска, Курска, Воронежа, а звучало на всю Россию. Василий Белов, Виктор Астафьев, Евгений Носов, Валентин Распутин, Виктор Лихоносов, Гавриил Троепольский, Василий Быков, Константин Воробьев, Виталий Семин — называю имена ряда высокого, и только в прозе, и, конечно, не все.

Представьте, что случилось бы с Волгой, если бы остался у нее лишь один приток — река Москва.

И потому, наверное, так легко, так славно было читать рассказы Александра Антипина, в которых все просто: замысел, сюжет, исполнение. Командировочные будни, ожидание самолета при нелетной погоде, гостевание у старых людей. Но как хорошо, как радостно читается, строка за строкой. Как светло думается, когда недолгое чтение закончилось.

Теперь, когда пишу эти строки, за окном — зима. Полгода прошло, но как хорошо все помнится, словно не из рассказов, а из моей, неведомой или подзабытой жизни: как живут-доживают свой век старик со старухой да слепая, но веселая собачонка Пронька на берегу Белого моря. Так и хочется побывать у них, поглядеть. Но уж очень далеко.

Что же, будем читать Александра Антипина и кого-то еще, нам неведомого. Читать и радоваться даже родникам малым, зная, что они сливаются, полня и оживляя большие воды.

Борис Екимов

ЛЕСНЫЕ ВЗГОРЬЯ

Издали лес кажется безмолвным и тихим. Он словно задремал на время, закручинился перед скорой зимой и метелями, но если подойти ближе, тотчас услышишь, как шумит ветер в деревьях, тревожно свистят птицы и опадает с осины редкий запоздалый лист. Со здешних холмов леса видны отчетливо и раздольно до самого горизонта, тающего в бледно-

синих туманах. Приметишь высокое взгорье, взбежишь, задерживая дыхание, и смотришь вокруг, как зачарованный, оборачиваясь на все четыре стороны. Смотришь и не можешь сойти с места, любуясь золотыми лесами, которым нет ни конца, ни края.

Таким бесконечным этот лес казался Галерию Васильевичу в детстве, но с годами он потускнел красками, сделался ниже и совсем вплотную подбежал к деревне. Каждое утро, пока греется чайник, Васильевич садится к окну и глядит на лесные взгорья. Просыпаться рано ему не охота, так бы и полежал еще возле теплой печки, но разве деревенские заботы дадут покоя. Уж в кои-то веки приехал в родной дом, так сиди-отдыхай в волюшку, но Галерию Васильевичу не лежится. Спозаранку он бродится по избе, скрипит старыми половицами и планует дела на день, бухтя вслух матушкино присловье: “Раннего мороз не бьет, а позднего не ждет”. На сегодня у Василича задуманы три главных дела: проверить сетки, съездить на Еру за малиной и истопить баню.

Он долго возится на повети с сапогами, прилаживает на спину рюкзачишко для рыбы, на плечо закидывает ружье. Двустволка тяжелая, с потертым прикладом и староманерными узорчатыми курками. Досталась она в наследство еще от деда, которого в прежние годы почитали в районе за первого охотника, прозывая за глаза Ванькой Хышным. “А ведь коли не дедко, — подумал Галерий Васильевич, спускаясь под гору к приречным пескам, — не выжить бы нам в войну-то, ох, не выжить”. Бывало Иван Петрович завалит лося, накладет внуку самолучших кусков, а из мешка наружу заячьи лапки выставит. Идет Гелька по деревне с дедовым гостинцем за плечами и каждому встречному-поперечному только отвечать поспевает: “Вот, дедушка зайку дал”.

Однажды дедо все же не досмотрел, соседская собака на санях лосиную кровь унюхала. Из района проверка наехала. Все в избе вверх дном переставили, на назем ходили, сено щупали, но лося не нашли. Увидали только бочки рыбные, которые дедко с бабкой схоронить не успели. “Ну, товарищ Обросков, — покачал головой прокурор, — у тебя семог-то, как мужиков в деревне Лампожне!” Старики накормили комиссию ухой, дали каждому по рыбине и спроводили с Богом обратно.

Из-за ближних кустов, возле самой курьи, навстречу Галерию Васильевичу неожиданно выкатил сосед Паша. Был он парнем смиреным, но запойным. Просадив последние денежки, брал с собой пестерь, табаку, краюху хлеба и уходил в леса старым отцовым путиком. Собирал грибы-ягоды, снимал с городков рябов или пасся возле верши, пробиваясь скудной рыбешкой.