Новый мир, 2007 № 09 - [43]

плейнболпродержался несколько лет, пока не появились футбольные мячи, волейбольные сетки и другие предметы роскоши.

На всем этом узнается легкий отблеск истории — гражданской войны в Испании, военной бедности, моды на еще не предавших союзников, — причем во вполне доброкачественном варианте. Если к кому применима формула “Мы ничего не знали”, так это к детям. Из штрихов тоталитаризма задни­м числом вспоминается разве что престарелый член правления кооператива Шеин, с толстовским именем-отчеством Иван Ильич, но — опять-таки задним числом — подозрительно чернявого и носатого вида. Он носил темный френч и сапоги, ходил медленно, говорил, по-сталински взвешивая каждое слово. Но никого вроде бы не преследовал, видимо, довольствуясь чисто портретным вхождением в роль.

Иногда он проводил в подвальной конторе кооперативалекцию о международном положении. Это был особый формат — говорилось, в сущности, то же, что в газетах, но с доверительным вкраплением людоедских антиимпериалистических деталей. Образцом ему служил классик жанра — некий Свердлов, говорили, что брат давно покойного первого главы Советского государства, читавший такие лекции в больших московских аудиториях. Помню, как позднее, во время антикосмополитической кампании (1949? 1952?), мой двоюродный дедушка5 сходил на лекцию Свердлова и, вернувшись домой, похвастался своей гражданской смелостью:

— Лектор предложил задавать вопросы, я поднял руку и сказал: “Прошу рассказать о борьбе Коммунистической партии Израиля”.

Мы с Женькой дружили вдвоем, противопоставляясь другим сверстникам — Гарику, Кириллу, дворничихиному Пашке, маленькому Лёке. Беда пришла с неожиданной стороны. В дом въехала новая семья, с мальчиком постарше нас, тоже Аликом, очень толстым. Подходящей компании ему не нашлось, и он начал водиться с нами, но, конечно, в роли главного. Он сталАлёмой Большим, я —Алёмой Маленьким, Гарик —Гарёмой, остальные прозвищ не получили. Алёма Большой, Женька и я образовали тайное общество“Жало”,с пропорциональным представительством букв в акрониме. Вообще, все в этом обществе было устроено демократично, все решения принимались голосованием — с той особенностью, что Алёма Большой и Женька всегда голосовали вместе, а я оставался в подавляемом меньшинстве. “Кто за? Кто против? Воздержавшихся нет? Принято двумя голосами против одного!” Образцом, наверно, служили голосования в недавно образовавшейся ООН, с ее автоматическим проамериканским большинством, но отдавало и сталинской конституцией.

Почему я терпел это постоянное унижение и не покидал рядов тайного общества, в котором мне ничего не светило? Из боязни одиночества? Из уважения к парламентской процедуре? А может, из преждевременного литературоцентризма? “Жало” выпускало рукописный альманах, и некоторыежаль­ские стихия помню до сих пор. Например, фрагменты длинной поэмы в двухстопных анапестах о лошадке и кобыле(sic!)и других зооморфных персонажах, конфликтовавших из-за товарного дефицита:

Прискакала кобыла

В магазин и завыла:

“Нет нигде куска мыла —

Все лошадка купила!”

И решила лошадка

Отомстить так кобыле,

Что той будет несладко,

Что влетит ей за мыло.

Исход поединка сообщался в эпилоге:

Рано утром сорока

Пролетала над елкой.

Что ж она увидала?

Там два трупа лежало!

Откликалось “Жало” и на злободневные темы; так, сатирический образ Вали Шилина был запечатлен размером пушкинских “Бесов”:

Валя Шилин убивает

Много тигров, медведей,

Шкуры ценные снимает

И с куниц, и с соболей.

Видимо, литературная отдушина примиряет с любой тиранией. Да и так ли страшна приговоренность к меньшинству, оставшаяся на всю жизнь? Это просто еще один из ликов минимализма.

 

ЧТО ТАКОЕ ГИД?

 

Только-только начавшиеся в период оттепели поездки за границу проходили под строжайшим контролем, осуществлявшимся до, во время и после поездки. Одна знакомая из музыкальных кругов съездила в составе тургруппы в Италию и по возвращении подверглась суровой проработке за любовную связь с гидом, о которой ее спутники не преминули донести по на­чальству.

Я рассказал об этом казусе Юре Щеглову. Комментарий поступил через несколько дней:

— Алик, ты знаешь, я обдумал твою итальянскую историю. Тут важно, что речь идет именно о гиде. Ведь что такое гид? Гид — это первый ино­странный мужчина, с которым встречается советская женщина, буквально —первый встречный иностранец.

 

НА МОХОВОЙ

 

Это было, скорее всего, весной 1955 года, в конце первого курса. В перерыве между занятиями мы с Юрой любили сидеть в университетском скверике. За спиной была Моховая, слева — вход на филфак и журналистику, прямо — арка, ведущая в столовую, над ней вход в читалку. На первом курсе — потому что явно в ранней и глупой молодости; не самой первой осенью — потому что мы были уже достаточно знакомы; весной — потому что было тепло и можно сидеть на скамейке.

Скверик населяли в основном студенты, но заходили и посторонние, так или иначе тяготевшие к университету, — старые выпускники в поисках юных невест (одна моя сокурсница встретила своего на редкость занудного мужа именно там, они так и живут вместе уже полвека), исключенные или бросившие по иным причинам и, наоборот, еще только мечтающие о по­ступлении.