Новый мир, 2006 № 12 - [24]

И весть пришла.

“Господи!..” — вырвалось у Анны.

Катя Хохломская включила телевизор. На экране материализовалась ухоженная, холеная ведущая в строгом синем костюме и белоснежном воротничке. Щелкнула микроволновка, и Катя достала тарелку с макаронами. Она так увлеклась белым отложным воротником всегдашней виртуальной гостьи, и клипсы, к тому же красные… Что до нее не сразу дошли слова.И только когда поплыл видеоряд…

Рамзан спустился к подъезду после бессонной ночи. Прогревая мотор, включил радио в автомобиле. Пропело: “Европа-а плю-ус”.

И услышал.

Сергей пришел домой. Разулся, прошлепал на кухню. Глотнул пресной, мутноватой водицы из чайника. Есть не хотелось. Сполоснул руки. Взял с полки книжку, “Богиня самоубийц”. Лег почитать. Мир может подождать и до завтра.

Ирина дернулась и заворочалась во сне. Через несколько минут дыхание сделалось размеренным и глубоким.

Компьютер сперва подмигнул красным, а затем ровно загорелся веселый зеленый огонек. Алексей открыл окошко браузера. Сегодня медленно грузится. Опять перебои на сервере, что ли… Надо Константину сказать, пусть посмотрит. Боже правый, а как…

Подземный переход особенно длинен и неприютен. Иногда Даша казалась себе здесь привидением, а иногда — средневековым посвященным. Из-за угла на нее напоролся мальчишка лет двенадцати.

— Куда ты летишь!..

— Тетенька!Вы хоть знаете, что случилось?

— Ну, что еще могло случиться… Внимательнее ходи.

В отделении раздался звонок. Врач отложила кроссворд и сняла крупную тяжелую пластмассовую трубку с перекрученным спиральным проводом. В трубке щелкало и трещало.

— Здравствуй. Как я рад тебя слышать. Ты на месте. Слава богу.

— Естественно, на месте.

—Включи телевизор…

Павел листал старый молитвослов. Странички рассыпались, он бережно вкладывал их между другими, такими же пожелтелыми. Какой длинный был разговор сегодня с Вениковым и Анной… Настолько длинный, что, кажется, пока он шел, произойти могло что угодно. Что, если так и есть: для тебя час, а для других — месяцы. Время ведь неоднородно, оно пульсирует, то разрежаясь, то сжимаясь, мерно возгорая и мерно затихая...

Тихомиров в кабинете с размаху хлопнул папкой о стол, листы вышибло из нее и рассеяло по всему столу, часть рухнула на пол, один отлетел к самой двери. Протянув руку, следователь щелкнул клавишей, и старинная радиоточка умолкла на полуслове. Тихомиров посидел с минуту в кресле. На лице его в сумеречном свете электрической настольной лампы трудно было что-либо разобрать. Затем он встал, аккуратно, по одному, собрал листы и оглянулся на дверь. “Сказать в канцелярии, пусть выдадут дырокол”.

На Москву наползал темный сель.

 

 

1 Следующий уровень вы выиграли!(англ.)

От луны до порога

Кружков Григорий Михайлович родился в 1945 году в Москве. По образованию физик. Поэт, переводчик, эссеист. Лауреат Государственной премии России (2003). Живет в Москве.

 

Лебедь

Жизнь существует на принципе гибели; каждое существо должно быть беспощадным орудием смерти для другого, или оно само перестанет жить…

Эмили Бронте.

 

Не люблю я природу, родную природу,

Мне не нравится лебедь, ныряющий в воду

С очевидною целью набития зоба;

Если лебедь с подругой — не нравятся оба.

Птица-двойка, невинного бич ангелочка,

Мне милей; подгреби к ней ничтожная точка,

Плюсик маленький, крохотная запятая —

Лишь зрачком поведет, никого не глотая.

Двойка мне симпатичней, чем лебедь, — за то, что,

Как душа, с матерьяльного снятая кошта,

Незлобива, рассеянна и бескорыстна:

Птичка Божия, сущая ныне и присно.

 

Слова

По ночам — замечали? — слова изменяются дивно,

Они больше не хитрые васьки, глядящие в щелку.

Их зрачки разгораются, как у волка,

Они смотрят на форточку дико и неотрывно.

Они пробираются по карнизам, скатам, изгибам

Крыш — куда-то на место сбора, на место совета.

Трется шерсть об янтарную палочку лунного света,

И трещит электричеством, и поднимается дыбом.

Слово смотрит на слово и загорается страстью

И уже не знает, что было, не помнит, что будет,

Лишь протяжно, надрывно тоскует распяленной пастью

И кошачью башку свою небу подносит на блюде.

А наутро плеснут ему в плошку обещанной дряни

И — не путайся под ногами, босяк, брысь под лавку.

А хозяин — с устатку — весь день промолчит на диване,

На стене созерцая какую-то трещинку или козявку.

 

Одинокий

Этот человек гуляет один вечерами.

Он неотличим от других прохожих —

Кеды, куртка, кашне в полоску.

Ходом шахматного коня он обходит доску:

Эту партию он может играть вслепую.

Приближаясь к очередному киоску,

Морщит лоб и достает папироску,

Дым пускает и держит ее в кулаке, как дулю.

Этот человек гуляет один вечерами.

Сколько лет ему, сколько зим — неизвестно.

Хорошо, что никто не лезет к нему в кастрюлю,

Не проводит пальцем по зеркалу гардероба.

Вечерами — в час, когда тени встают из гроба,

Он выходит во двор, достает из кармана пачку,

Огонек зажигает торжественно, словно свечку, —

И выгуливает свою невидимую собачку,

И пасет свою заблудившуюся овечку.

 

Сказка

Что-то в черепе скрипит:

Видно, богатырь не спит.

На полатях без конца

Поворачивается.

Что ты, богатырь, не спишь,

В черепе моем скрипишь?

Ходит чашей круговой

Звездный ковш над головой.