И весть пришла.
“Господи!..” — вырвалось у Анны.
Катя Хохломская включила телевизор. На экране материализовалась ухоженная, холеная ведущая в строгом синем костюме и белоснежном воротничке. Щелкнула микроволновка, и Катя достала тарелку с макаронами. Она так увлеклась белым отложным воротником всегдашней виртуальной гостьи, и клипсы, к тому же красные… Что до нее не сразу дошли слова.И только когда поплыл видеоряд…
Рамзан спустился к подъезду после бессонной ночи. Прогревая мотор, включил радио в автомобиле. Пропело: “Европа-а плю-ус”.
И услышал.
Сергей пришел домой. Разулся, прошлепал на кухню. Глотнул пресной, мутноватой водицы из чайника. Есть не хотелось. Сполоснул руки. Взял с полки книжку, “Богиня самоубийц”. Лег почитать. Мир может подождать и до завтра.
Ирина дернулась и заворочалась во сне. Через несколько минут дыхание сделалось размеренным и глубоким.
Компьютер сперва подмигнул красным, а затем ровно загорелся веселый зеленый огонек. Алексей открыл окошко браузера. Сегодня медленно грузится. Опять перебои на сервере, что ли… Надо Константину сказать, пусть посмотрит. Боже правый, а как…
Подземный переход особенно длинен и неприютен. Иногда Даша казалась себе здесь привидением, а иногда — средневековым посвященным. Из-за угла на нее напоролся мальчишка лет двенадцати.
— Куда ты летишь!..
— Тетенька!Вы хоть знаете, что случилось?
— Ну, что еще могло случиться… Внимательнее ходи.
В отделении раздался звонок. Врач отложила кроссворд и сняла крупную тяжелую пластмассовую трубку с перекрученным спиральным проводом. В трубке щелкало и трещало.
— Здравствуй. Как я рад тебя слышать. Ты на месте. Слава богу.
— Естественно, на месте.
—Включи телевизор…
Павел листал старый молитвослов. Странички рассыпались, он бережно вкладывал их между другими, такими же пожелтелыми. Какой длинный был разговор сегодня с Вениковым и Анной… Настолько длинный, что, кажется, пока он шел, произойти могло что угодно. Что, если так и есть: для тебя час, а для других — месяцы. Время ведь неоднородно, оно пульсирует, то разрежаясь, то сжимаясь, мерно возгорая и мерно затихая...
Тихомиров в кабинете с размаху хлопнул папкой о стол, листы вышибло из нее и рассеяло по всему столу, часть рухнула на пол, один отлетел к самой двери. Протянув руку, следователь щелкнул клавишей, и старинная радиоточка умолкла на полуслове. Тихомиров посидел с минуту в кресле. На лице его в сумеречном свете электрической настольной лампы трудно было что-либо разобрать. Затем он встал, аккуратно, по одному, собрал листы и оглянулся на дверь. “Сказать в канцелярии, пусть выдадут дырокол”.
На Москву наползал темный сель.
1 Следующий уровень вы выиграли!(англ.)
Кружков Григорий Михайлович родился в 1945 году в Москве. По образованию физик. Поэт, переводчик, эссеист. Лауреат Государственной премии России (2003). Живет в Москве.
Лебедь
Жизнь существует на принципе гибели; каждое существо должно быть беспощадным орудием смерти для другого, или оно само перестанет жить…
Эмили Бронте.
Не люблю я природу, родную природу,
Мне не нравится лебедь, ныряющий в воду
С очевидною целью набития зоба;
Если лебедь с подругой — не нравятся оба.
Птица-двойка, невинного бич ангелочка,
Мне милей; подгреби к ней ничтожная точка,
Плюсик маленький, крохотная запятая —
Лишь зрачком поведет, никого не глотая.
Двойка мне симпатичней, чем лебедь, — за то, что,
Как душа, с матерьяльного снятая кошта,
Незлобива, рассеянна и бескорыстна:
Птичка Божия, сущая ныне и присно.
Слова
По ночам — замечали? — слова изменяются дивно,
Они больше не хитрые васьки, глядящие в щелку.
Их зрачки разгораются, как у волка,
Они смотрят на форточку дико и неотрывно.
Они пробираются по карнизам, скатам, изгибам
Крыш — куда-то на место сбора, на место совета.
Трется шерсть об янтарную палочку лунного света,
И трещит электричеством, и поднимается дыбом.
Слово смотрит на слово и загорается страстью
И уже не знает, что было, не помнит, что будет,
Лишь протяжно, надрывно тоскует распяленной пастью
И кошачью башку свою небу подносит на блюде.
А наутро плеснут ему в плошку обещанной дряни
И — не путайся под ногами, босяк, брысь под лавку.
А хозяин — с устатку — весь день промолчит на диване,
На стене созерцая какую-то трещинку или козявку.
Одинокий
Этот человек гуляет один вечерами.
Он неотличим от других прохожих —
Кеды, куртка, кашне в полоску.
Ходом шахматного коня он обходит доску:
Эту партию он может играть вслепую.
Приближаясь к очередному киоску,
Морщит лоб и достает папироску,
Дым пускает и держит ее в кулаке, как дулю.
Этот человек гуляет один вечерами.
Сколько лет ему, сколько зим — неизвестно.
Хорошо, что никто не лезет к нему в кастрюлю,
Не проводит пальцем по зеркалу гардероба.
Вечерами — в час, когда тени встают из гроба,
Он выходит во двор, достает из кармана пачку,
Огонек зажигает торжественно, словно свечку, —
И выгуливает свою невидимую собачку,
И пасет свою заблудившуюся овечку.
Сказка
Что-то в черепе скрипит:
Видно, богатырь не спит.
На полатях без конца
Поворачивается.
Что ты, богатырь, не спишь,
В черепе моем скрипишь?
Ходит чашей круговой
Звездный ковш над головой.
