Новый мир, 2006 № 07 - [8]

— Давай, — сказал добрый пожарный.

Я позвонил Юре Ряшенцеву и в двух словах рассказал о ситуации.

— Марик, тебе решать, — сказал Юра. — Но, по-моему, выхода нет, надо соглашаться.

— Надо, — сказал я и чуть не заплакал.

Через минуту я снова вошел в кабинет директора, где меня ждала тройка во главе с Мастером.

— Я согласен, — выдавил я с порога. — Но при одном условии.

— При каком условии? — вскинулся Товстоногов, не любивший, когдаемуставят условия.

— Георгий Александрович, вы знаете мою главную проблему — я не тарифицированный режиссер, не имею режиссерского образования. После премьеры, пожалуйста, помогите мне с тарификацией.

Это был отвратительный торг. Но Гога и глазом не моргнул.

— Нет проблем, — кивнул он.

На этом разговор закончился. Я сдался на милость победителя.

Погода в тот день в Ленинграде была как по заказу — пресквернейшая.

А начиналось все очень хорошо.

В августе 1972 года, войдя в городе Кисловодске в гостиничный лифт, я ударился о живот Георгия Александровича Товстоногова. Вот так встреча!..

Надо сказать, дела мои в то время шли хуже некуда. После закрытия студии “Наш дом” в декабре 1969-го я долгое время был безработным, слыл “антисоветчиком”, имя мое стояло в “черном списке” и было запрещено к упоминанию — в общем, мне, как говорили тогда, “на всех этажах перекрыли кислород”.

Все это сделал некто Владимир Николаевич Ягодкин. Это он, будучи секретарем парткома МГУ, дал приказ о ликвидации студии “Наш дом” — и нас действительно “ликвидировали” в одночасье. Так ставили к стенке в суровые революционные времена, вот и сейчас совершили нечто подобное.

Во всяком случае, наша кровь пролилась. Мы хоть и остались живы после двенадцатилетнего (с 1958 года) успешного существования, но судьбы многих студийцев были исковерканы, каждый стал пробиваться в одиночку, дело, которому мы посвятили молодость, то есть треть жизни, и какой?.. — самой лучшей, счастливой, самой одухотворенной, — оказалось уничтоженным, зарытым в песок.

Зато Ягодкин процветал. Уже через месяц буквально он скакнул в должность секретаря Московского горкома партии. И не просто секретаря, а секретаря по пропаганде и агитации, то есть сделался вторым человеком в Москве после Гришина. Тут уж и до Политбюро оставался шажок-другой.

Но там, правда, восседал другой серый волк нашей идеологии — товарищ Суслов. И он через какое-то время поставил крест на партийной карьере Ягодкина, полезшего не в свои сферы, так сказать, превысившего полномочия. Когда вдруг Владимир Николаевич выступил с критикой журнала “Новый мир”, это, говорят, не понравилось скривившемуся Михал Андреевичу: “Кто дал право этому Ягодкину говорить от имени партии?..” — якобы спросил он — и товарища Ягодкина тотчас выперли из горкома, сделав из него всего лишь замминистра просвещения России. Нельзя, товарищ, быть правее правой руки и религиозней Папы. Надо было спросить разрешения у вышестоящего товарища Суслова, он бы дал тебе соответствующее поручение... А так что получилось?.. Нарушение принципа демократического централизма, вот что!.. Не говоря о нарушении партийной дисциплины.

А ведь какие надежды подавал!.. Как по карьерной лестнице взбирался!..

Помнится, в МГУ проводили партконференцию. Я случайно в тот день оказался в здании на Ленгорах. Смотрю, у мраморных стен стоят столики, а на них высокими столбиками кипы красных книжечек. Раздают бесплатно всем, кто мимо идет.

Я подхожу. Беру. Наверное, думаю, Мао Цзэдуна у нас так распространяют... Красные книжечки — это ведь чисто китайская практика. Ан нет, никакой это не мао-цзэдуновский цитатник, а доклад нашего родного Ягодкина на партконференции!..

Вот такие были его методы!.. Вождь!

Когда выходил на трибуну, начинал говорить тихо-тихо, так тихо, чтобы все навострились слушать его бред. Нарочно, артистически тишил, чтоб мы напряженно внимали его проникновенному голосу — я-то видел эту игру, но на других, на многих, — действовало.

Знающие люди рассказывали выразительную историю низвержения Ягодкина по приказу Суслова. В Колонном зале Дома союзов проходило собрание московского партактива. В президиум поступила чья-то записка из зала: “Товарищу Гришину. Почему в президиуме отсутствует товарищ Ягодкин?” Товарищ Гришин на секунду задумался, затем простодушно ответил:

— Товарищ Ягодкин у нас больше не работает!

И все. Так бесславно закончилась блистательная карьера партийца, испортившего жизнь мне и множеству других людей.

...Практически все мои работы в театре сделаны без договора. Как мы тогда говорили, “в стол”. То есть без надежды, что их кто-то возьмет, кто-то купит. Чаще всего я их никуда и не носил. Зачем время терять... нервы портить?..

Ты свое дело сделал — вещь написана. Жди. Придет время — она будет напечатана. Сейчас она “непроходима”, завтра может стать “проходимой”. Вообще вопрос “проходимо — непроходимо” тебя до поры не должен волновать.

Отсюда в шестидесятые даже родился слэнговый термин: “нетленка”. Это что значит? Если ты создал что-то стоящее, серьезное, глубокое, ну, вроде на уровне классики, значит, твое дело не пропало. “Надейся и жди”, как пелось в популярном куплете тех же времен.