Новый мир, 2005 № 12 - [11]
А точкой, где я отходил от трудов и успокаивал нервы, стала пивная на Свентокшиской: обычная, забравшаяся в подвал общипанного войной дома, накачанная перегаром и дымом от дешевых сигарет.
Как-то, выходя оттуда, я столкнулся с Яном.
— Ты? — Он остановился как вкопанный.
— А что?
— Здесь же одна пьянь!
— По-моему, здесь, — я ткнул пальцем в сторону стеклянной двери, — великий польский народ.
— Народ работает, а тут — сосут мочу. Будь моя воля, я бы построил резервации.
— Не понял.
— Резервации построил бы.
— Для пьяниц?
— И для бюрократов! — Приятель взбирался на любимого конька. — Представляешь, какая жизнь пошла бы у великого польского народа!
В Москву — не начальству, приятелям — звоню редко.
Из скомканных ответов чувствуется: гайки затянули капитально.
У меня — наоборот. Польша пробудила чувство свободы. Относительной, конечно.
Я уже понял, почему собкоры, возвращающиеся из зарубежья к родным пенатам, выглядят шикарно, но у каждого дергается глаз.
И прикидываю на досуге: “Штирлиц был под одним колпаком. А у меня их сколько? Редакция — раз, посольство — два, здешняя безпека — три”.
И все равно — дышится легче.
Курирующий нас — легально — Интерпресс организует выезды на периферию.
Начинается уже в автобусе: байки, шутки, подначки...
Наверное, со стороны это выглядит забавно: дети разных народов — американец, немец, венгр, грек и даже китаец — говорят на странном языке, который при тщательной экспертизе оказывается польским.
И что самое поразительное — понимают друг друга.
Встречи, экскурсии, походы по цехам, обеды, ужины.
А если с ночевкой!
В клуб Интерпресса я хожу с удовольствием — не то что в посольство.
— Привет, товарищ Нормально! — бросается навстречу болгарин Кирилл, довольный тем, что дал новичку такое удачное прозвище.
Подслушал, шпион-самоделка, что я на все вопросы отвечаю этим словечком. А что? Нормально.
К лицу корреспондента Синьхуа Ли приклеена улыбка.
Он приезжает в клуб на “вольво”. Молчаливый шофер оббегает машину и услужливо открывает дверцу.
Случайно я стал свидетелем странной сцены в туалете.
Маленький Ли замер, виновато опустив голову, а шофер отчитывал его.
Увидев меня, они тут же поменяли диспозицию.
У “капиталистических” журналистов злотых куры не клюют. Отсюда — некоторое высокомерие. Но, чувствуется, ребята — в отличие от меня — профессионалы.
Знают Польшу отлично и копают глубоко.
Меня встретили с подозрением. Что поделать! В каждом из нас им мерещится “Кэй Джи Би”…
Но общаемся нормально, я бы даже сказал, весело — с ироничным Бобиньским из “Файнэншл таймс”, с вечно куда-то убегающим Джорджем из Ассошейтед пресс, с женившимся на польке Бернаром — корреспондентом “Фигаро”.
Идеологические перепалки случаются редко. Как правило, при ужине.
Виртуозно наливая, всех мирит Эмиль — добродушный, свой в доску сотрудник Интерпресса по прозвищу Десантник.
Местному начальству от “капиталистов” достается. Особенно от Бобиньского.
Встречаемся с главным партийным секретарем в Лодзи, приступаем к вопросам.
Поляк из “Файнэншл” — это особенно заводит хозяев, что поляк — с улыбочкой: так, мол, и так, известны славные революционные традиции лодзинского пролетариата, а как вы их приумножаете сегодня?
Коллеги из соцлагеря сопят, уткнувшись в блокноты.
“Капиталистические” акулы пера ухмыляются.
Хозяева нечленораздельно мычат.
Ясно, что не о давних, 1905 года, забастовках речь, а о недавних — 1970-го и 1976-го.
Тут о них — полный молчок. Как не было...
Или в Гданьск приезжаем — красота!
Старый город, дома как на гравюрах, фонтан с Нептуном, кормят в шикарном рыбном ресторане.
Душа витает в облаках, а Бобиньскому — неймется.
Тянет руку, младенца из себя строит: мол, когда же поставят памятник рабочим, которых расстреляли в декабре 1970-го? И чей пулемет поливал очередями из чердака ратуши?
В доме хозяина — и о расстреле!
Испортил обед…
Телевидение прерывает передачи. У диктора срывается голос:
— На Святом престоле — Кароль Войтыла!
Выхожу на лоджию. Открывшаяся панорама потрясает.
Вмиг сотворенное, лихорадочно-счастливое столпотворение. Остановившиеся трамваи, автобусы, машины.
Просветленное безумие толпы. Все — стар, млад — обнимаются, целуются.
Женщины плачут. Выкрики, словно блики вспышек:
— Да здравствует Папа!
Четыреста лет понтификами были только итальянцы.
И вдруг — с чего бы это?
славянин...
поляк…
краковский кардинал.
“Что я знаю об этом? — терзаю я себя не понапрасну. — Ну, стоят костелы, сверлят иглами небеса. Ну, ходят туда толпы людей — и что? Наш атеизм заварен на незнании. Потому невера наша хрупка”.
Власти от ватиканской новости в ужасе.
В посольстве — паника: Войтыла — он же из непримиримых!
— Одно дело, — покашливая, бурчит Ян, — краковский кардинал и совсем другое — Римский Папа.
В Интерпрессе подкатывается сияющий Джордж. Хлопает по плечу, приглашает в бар, подмигивает:
— Один — ноль в пользу Бжезинского.
Пожимаю плечами.
— Збигнев определил условия, при которых Польша покинет ваш лагерь. На первом месте — усиление позиций костела. А куда уж дальше, если Папа — свой!
— Бред.
— Ну-ну! — Джордж смотрит острыми, живущими отдельно от лица глазами.
Масса эмоций вокруг биографии нового Папы. Она мгновенно обросла легендами.
Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/.
Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.