Новый мир, 2003 № 09 - [49]

Или просто выйдем в больничный двор

поглядеть, как слоится дымный раствор

ранних сумерек в нездешнем фонарном

свете, сочащемся сквозь забор.

Мир существует, пока разъят.

Остановка, разряд, разряд —

линия спотыкается, дышит,

веки приподнимаются, взгляд

бродит по тумбочке: стопка книг,

яблоко, люминесцентный блик

на черенке кривоватой ложки —

взгляд покачнулся, вернулся, вник

внутрь свеченья, в итог труда;

горы, моря, сады, города

ткутся сплошным восточным узором,

день не кончается никогда.

* * *

Берег исчез — или из вида, или исчез,

Все умерли, тает след за кормой, тает сама корма,

Странно, не правда ли, думать, что и сейчас

Где-то носятся ветром мосты, фонари, дома.

Не доверяйся штилю, ищи иную твердь, привяжись,

Что ли, к обломку мачты — он уже ноздреват, —

Все умерли, началась новая жизнь,

Поздно вглядываться, тем более — прозревать.

Странно, — пока земля и море были юны,

Мы ходили над ними по плетенью словес.

…Еще плещется, еще есть вершка два глубины,

Поторопись, подбери колени, плыви, пловец.

* * *

Главное в катастрофе — что все закончится хорошо.

То есть, конечно, взорвется бензин в двенадцатой бочке,

не раскроется парашют,

                                           винт рассыплется в порошок,

двое-трое неглавных умрут —

                                                      но никак не больше.

Главные герои выживут; крупный план,

монологи главных героев в мраморных стенах,

посещенье вдов и сирот, врачеванье ран,

скупая слеза по щеке.

                                        Но пять-шесть второстепенных,

вероятно, умрут. Ну еще десяток умрет

из дублирующего состава; тридцать — сорок статистов,

две-три сотни массовки, — в общем, народ,

так что, впившись ногтями в ладони и зубы стиснув,

ты тоже погибнешь, зритель; но все равно

это хороший финал, без чувствительного занудства, —

слишком душно уже смотреть это кино,

слишком много гнева, чтобы не задохнуться.

21 августа 2000.

Вячеслав Пьецух Три рассказа

Пьецух Вячеслав Алексеевич родился в 1946 году в Москве. По образованию — учитель истории. Автор четырнадцати книг прозы. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.

Разоблачение электричества

У нас во дворе уже третью ночь подряд сумасшедший Турчанинов говорит со своего балкона речи о международном положении — значит, пришла весна.

Не знаю, где как, а в нашем богоспасаемом городе что ни весна, то обязательно приключается что-нибудь из ряда вон выходящее, например, в позапрошлом году вдруг исчезли из обращения бумажные деньги, в прошлом году бастовали дворники и улицы пришли в такое запустение, что ни автомобилисту было не проехать, ни пешему не пройти. Думалось: что-то нас ожидает в этом году, наверное, что-нибудь совсем уж безобразное, предположительно случится землетрясение, вообще немыслимое в средней полосе России, или на город нападет повальный панкреатит.

Но действительность, как говорится, превзошла все ожидания, чего, живучи в нашем городе, как раз и следовало ожидать. В один прекрасный день, именно 14 апреля, во вторник, внезапно повсюду выключилось электричество, некоторым образом безнадежно выключилось, точно оно иссякло, кончилось, как у кормящих матерей кончается молоко. Сидели себе по домам несметные тысячи горожан, таращились в телевизор — и вдруг нба тебе! — сами собой погасли голубые экраны, потух свет, остановились стиральные машины, перестали работать микроволновые печи, холодильники, электробритвы, кухонные комбайны, фены и утюги. Сразу какая-то странная тишина прошла по этажам, от которой делалось жутко, что-то зашевелилось в мусоропроводе, и тараканы повылазили из щелей.

Сейчас трудно сказать, что именно подвигло на эту мысль, но тогда подумалось: электричество выключилось не случайно, а закономерно, и не на время, а навсегда. Что-то могло произойти с магнитным полем Земли, допустим, сместилась ось нашей планеты по отношению к перпендикуляру, а то случилась бурная гравитационная интервенция со стороны галактики Большие Магеллановы Облака, и электроны потеряли способность приходить в целенаправленное движение под воздействием внешних сил. Тут же пришло в голову — это сколько солярки сейчас сжигается понапрасну на тепловых электростанциях, сколько гидротурбин крутится впустую по великим рекам, не в силах заставить электроны работать хотя бы на фены и утюги. И такая картина вставала перед мысленным взором: матушка-Волга, как и встарь, катит свои воды в Каспийское море, по-прежнему стоит поперек течения Куйбышевская ГЭС, а Поволжье коснеет в холодной мгле.

Прошло, наверное, с полчаса, как жизнь пресеклась из-за отсутствия электричества, когда на нашу лестничную площадку высыпал народ и загомонил на разные голоса. По голосам, впрочем, никого нельзя было узнать, потому что жильцы на нашей лестничной площадке сроду между собой не общались и знали друг друга только по фамилиям и в лицо. Но и по лицу никого нельзя было узнать, ибо темень стояла непроглядная, как если ладонями нарочно закрыть глаза. Априори же можно было утверждать, что на лестничной площадке собрались: холостяк Митя Смирнов, маленький, круглоголовый толстяк Тушканчик Владимир Иванович, его жена Клара Ивановна, дама в годах Ольга Сергеевна Адинокова и ее сожитель Иннокентий, он же Кеша, моложавый господин с глазами навыкат и такой идиотской дикцией, словно он вечно пьян.