Новый мир, 2000 № 11 - [31]

Затем я обратил свой взгляд к земле, точнее — к нашей трибуне… Это, что ли, наш юный барабанщик с ангельским голосом? Я был потрясен! Во-первых, если он ангел, то почему в темных очках? Во-вторых, на вид ему лет тридцать, да еще подозреваю, что он моложаво выглядит. Так что во чреве том, которое я защищал от сил реакции, он никак не мог быть — разве что находился там уже двадцатилетним. А главное… не мог я Это защищать!

— Ну! — уставясь на меня черными окулярами, шепнул он.

В смысле: рожай!.. ктой-то тут обещал мелкий дождичек?.. не я!

Однако я честно поднял очи горбе. На небе ни облачка! Жара и пыль! Все правильно. Ни малейшего дуновения — как и следовало ожидать! Я виновато глянул на Петю… провалился его, как теперь принято выражаться, «проект»! Ну ничего, у него еще все впереди. Главное — огромная база данных! Откровенный уже свист на трибунах!

— Футбол давай!

— Уезжайте… быстро! — брезгливо глянув на нас с Петей, прошептал юннат, то есть, тьфу, бойскаут.

Ездунов, как опытный политик, тут же мгновенно откололся от нас. Как говорят сейчас — дистанцировался.

— А теперь, — заговорил он, простонародно улыбаясь, как бы вместе со всем народом презирая только что опозорившуюся публично «торжественную часть», пытавшуюся «впарить» простым людям непонятную заумь, — мы переходим к более приятной части… нашего мероприятия.

«Ну сука!» — подумал я.

— Футбол! — рявкнул Ездунов. — Долина против Гор!

Восторг на трибунах! Вот оно как с народом-то надо: сперва кислое, а потом сладкое! Пьян, да умен!

— И открыть сегодняшний матч имеет честь… — проорал Ездунов.

Что значит — «имеет честь»? Жоз рядом со мной азартно переступал с ноги на ногу, играл крепкими ягодицами в атласных трусах.

— …известный в прошлом футболист…

— Ну сука! — Жоз озвучил мою мысль.

— …Жора Золотов, известный в народе как Жаирзиньо, или Жоз!

Жоз вскинул вверх сомкнутые руки. Вот это овации — особенно на фоне меня!

— Уезжайте же скорей! — Распоясавшийся юннат уже откровенно спихивал нас с Петей с трибуны.

А я еще его, такого, во чреве защищал!

— Уезжайте же, пока…

Это верно — пока не закидали.

— Так на чем же? — пробормотал я.

— А вы не видите… Вот же!

Действительно — вот же оно! Прямо под трибуной юная полуобнаженная красотка держала под уздцы великолепную Букву. Белую грациозную кобылку, нервно вздрагивающую тонкой кожей на крупе, с огромными темными глазами, почему-то испуганно косящими. Она-то чего боится? Что чует? Да у нее, видно, тоже проблемы! И почему белая Буква? Белую Букву не видно на листе! Ладно: дареному коню…

— Ну… поехали! — Я взял за локоть Петра.

— Так не влезем! — засомневался он.

— Влезем!

Я спрыгнул прямо в седло, он примостился сзади на крупе. Буква испуганно покосилась: мол, начинаются ужасы?

— Н-но!

Под свист трибун мы протрюхали к воротам. Позор!

Надсадно екая селезенкой, Буква везла нас по каменистой тропке в гору, к «Горному гнезду». Собираю манатки — и все!

Несколько раз я вырывал из ослабевших рук имиджмейкера портянку-полотенце и зашвыривал подальше в колючий кустарник. Петр с воплем: «Да ты что? Это же реликвия!» — отчаянно кидался туда, вылезал все более разодранный и кровоточащий, но с неизменной портянкой в руках. Кстати, в ней с каждым разом добавлялось терний, ядовитых, возможно, колючек… К чему бы это? Я сказал: завязал! Для чего все, собственно? Что у нас за паства? Футбол ей подавай!

Метров пятьдесят крутого подъема я терзал себе этим душу: что за жизнь у нас?! Пророки — кому нужны? Этим людям? Но тут вдруг пришла удачная мысль: сам-то хорош! Взяточник! Кобылу у детишек увел! Эта спасительная мысль о собственном низком моральном уровне как-то вдруг успокоила меня, сняла напряжение и даже сделала меня счастливым. Сам-то хорош! Гармония абсолютная! «Неявление Не-Христа не-народу!» Я радостно захохотал.

Петр мрачно глянул на меня и пробормотал:

— А вдруг измена?

Я буквально похолодел в седле:

— …Чья?

— Разберемся.

Я испуганно оглянулся. Да, с таким имиджмейкером надо держать ухо востро!

— Ясно! — вдруг рявкнул Петр, спрыгнул с лошади и с треском стал падать с обрыва сквозь колючие кусты. К счастью, вместе с полотенцем. Буква пошла веселей.

— Ясно! — гулко донеслось со дна пропасти.

Я подъехал к ограде. Впервые обратил внимание на табличку с адресом: Гефсиманский тупик, дом 2.

Апостол в пятнистой форме открыл ворота. Мое появление на Букве встретил равнодушно, зевнул даже — видимо, спал.

— Извините, — сказал я.

Он солидно кивнул: хорошо, мол, что хоть вину осознаете!

Зацокали по асфальту. Нигде ни души. Видимо, все спали? Сиеста. «Послеполуденный отдых фавна».

У террасы я спрыгнул с Буквы, расседлал ее, вытер вспотевший круп рубашкой за неимением лучшего, снял уздечку и уздечкой стреножил ей ноги — а то ускачет.

— Пасись! — Я подтолкнул ее в сторону газона. Благо его давно не брили. Говорят — безвременье.

Пошел к себе, завалился. Глубокий, освежающий сон!

…Движение началось с вечерней прохладой, слетевшей с гор. Движение, причем бурное.

Протопал внизу, пробегая, ножками в крохотных, словно детских, кроссовках быстрый МБЧ. Увидев меня в окне, почему-то победно вздел руки: