Новый мир, 2000 № 11 - [16]

МБЧ бухнулся на колени на краю обрыва, размашисто стал креститься. Вдаль уходили просторы: рощи, церкви, поля. Переламываясь и выпрямляясь вновь, летела тень облака. МБЧ вскочил, скрылся за мощной стеной, снова выбежал — уже в какой-то полурясе, темной шапочке… А мне как?

Программа христиан-международников (на которую он все же вырвал в Вашингтоне деньгу) называлась с размахом — «Битва Архангела с диаволом», и МБЧ страстно исполнял обе роли. По программе, которая мне случайно попалась в руки (губы после селедки вытирал), выходило, что монастырь этот под завязку наполнен святыми и грешниками. Но он справлялся один!

Такой истовости в грехе и молитве вряд ли кто-нибудь мог достичь, кроме него! Блистательную свою карьеру в кино он начал с роли пьяницы монаха в знаменитом фильме — и в таком духе и продолжал. То и дело в монастырь приезжали съемочные группы — борьба архангела с дьяволом в одном лице еще снималась, оказывается. В нескольких сериалах одновременно! В основном мы проводили время в бане, не выходя из образа, изгоняя беса, временами принимавшего вполне конкретные соблазнительные формы!

С трудом вспомнив наконец, что у меня есть семья, я добрался до телефона, набрал полузабытый номер. Тишина.

— Алле, — наконец тихий сиплый голос жены.

— Меня тут… похитили в рабство! — сообщил я.

— …В Америке? — как-то безразлично поинтересовалась она.

— Нет… тута!

Молча повесила трубку.

Изгнание дьявола продолжалось. К моему возвращению в парилке оказался толстый человек с нежной кожей, пошедшей розовыми пятнами, похожими на листья клена. МБЧ яростно хлестал его веником и словами:

— Ну ты, сука! Подмял под себя все средства печати! А вот, — он кивнул на меня, — гений подыхает с голоду!

На подыхающего с голоду я мало походил — скорей от чего-то другого… Но МБЧ продолжал страстно хлестать магната:

— Вот тебе!!

Толстяк наконец рухнул в предбаннике, и мы остались с глазу на глаз.

— Что ты все — МБЧ, МБЧ! — Он не унимался. — Маратом меня зови! Мои родители-революционеры не знали, что их сын ренегатом будет!

Зарыдал. Революционную страстность он, однако, от них унаследовал.

Изгнав магната, он исхлестал себя веником до крови, потом орал на меня, я на него. Полусожрали друг друга и слегка затихли, заночевали в предбаннике. Впрочем, ночевали мы тут с той самой ночи, как появились. Полностью очистились!

Ночью я проснулся от вопля.

— Батьку! Слышишь ли меня? — вопил МБЧ, стоя на коленях, как Остап Бульба перед четвертованием.

— …Слышу, сынку! — вдруг донеслось откуда-то.

И его, значит, слышит? Я был потрясен.

Утром как ни в чем не бывало приехал отвергнутый нами информационный магнат, привез выпивку, закуску, посуду. Тарелки были платиновые, рюмки золотые. Бабы, которые появились ближе к вечеру, были фарфоровые.

Заснул я головой на подоконнике. Чутко проснулся. Обрыва за монастырем не было видно. Восход был — кровь с молоком. МБЧ на коленях быстро бежал за бабой с ведрами и почти догонял.

— Нет, — понял я. — Так писать, чтобы так жить, я не смогу.

Стал одеваться.

С замиранием сердца вошел в дом. Брякает на кухне… Слава богу! Ноги мои от счастья подкосились: жена мирно пила чай — на меня, естественно, слегка дулась.

— Возьми ватрушку, — указывая пальчиком, сказала она.

Ад

Однажды гуляли с ней в любимой нашей роще. Осень была, листья спрессовались уже, пачками пружинили под ногами. Перепрыгнув канаву, пошли по улице серых облезлых дач.

— Эх, хорошо бы нам здесь дачку получить! — Она вздохнула. — Тогда бы мы Настю могли на лето забирать! На воздух бабка отпустит ее, точно! — Для убедительности она кивала маленькой расчесанной на прямой пробор головкой. — Точ-чно!

На самом облезлом домике синела вывеска «Дачный трест».

— А что? Зайдем, может? — расхрабрился я.

Выпихивая друг друга вперед, прошли через коридор к драной двери: «Директор треста Скубенная Е. Х.».

Скубенная Е. Х., закутанная в платок, с изумлением смотрела на нас.

— Вам дачу? Зачем?

— А мы дочку хотим на лето от бабки забирать! — сияя, сообщила жена.

Скубенная улыбнулась.

— А вы видели наши дачи? — спросила она. — Это ж не дача! Сортир! Хуже даже! Ни окон, ни дверей — все выбито!

— Мы согласны! — улыбалась жена.

Скубенная явно подтаяла.

— Симпатичные, вижу, люди. Но — не обещаю: очередь на пять лет!

Радостные, приехали домой, пихаясь, вошли в квартиру, помечтали и легли спать.

Утром нас разбудил звонок. Жена схватила трубку. О, слезки покатились из глазок, выставленная вперед челюсть затряслась.

— …Нам отказали! — всхлипнула она.

Снова звонок! Я с надеждой схватил трубку: может, что-то исправилось?

— Ну, здорово, — сиплый голос.

— Здорово, — неуверенно ответил.

— Не узнал?

— Н-нет.

Знакомый голос, но из какого-то прошлого. Причем неприятного.

— Сейчас узнаешь! Это Герка звонит.

— Герка?

— Да! Гера Гузов, который голову тебе бинтовал в тюряге, «лицо» тебе делал!

— А! — вспомнил, и голова сразу заболела: с той поры регулярно болит. Снова пришло его время?

Жена с надеждой на меня смотрит! Помахал ладошкой: не то! Ну а что же?

— Теперь вспомнил, падла?

— Слушаю тебя.

— А ты не слушай, ты отвечай! Как чувствуешь себя?

— Н-н-н-нормально.