Тот замялся и смущенно признался:
— Мамка с сестренкой ходят в церковь.
— А ты? — настаивал Илья.
— Я что, дурак? — обиделся Ким.
— Значит, в Бога вы не верите, — подытожил Илья и сделал неожиданный вывод: — Это плохо. Было бы лучше, если бы вы верили, а потом… Как Павка — он сначала Закон Божий учил, а потом попу махры в тесто насыпал и стал коммунистом… Бог… В Библии написано: «Все волосы на вашей голове сочтены». Когда я это прочитал, я пошел и остригся наголо! Он считает волосы, ха! А что он там делал, когда людей — миллион за миллионом, миллион за миллионом — загоняли в газовые камеры? Волосы считал? Чтобы ими можно было набить побольше кожаных подушек? — Илья говорил это очень волнуясь, он даже побледнел от волнения. Соратники смотрели на него удивленно и немного испуганно. Илья заметил это и улыбнулся: — Наш бог — Революция. Она приходит наказывать и карать. Когда мы победим, своим первым декретом мы запретим это слово.
— Какое? — не понял Ким.
— Бог.
— Тогда его будут писать на заборах, — высказалась Анджела Дэвис.
Илья весело, заливисто засмеялся:
— Ура! Его станут писать на заборах! Как ругательство! Это будет наша полная победа! Слово из трех букв, а смысл не меняется! Все очень просто — Бога нет! Бога не-ет! — взглядывая на небо, закричал он.
— Бога нет! — весело поддержала его Анджела Дэвис.
— Бога нет! — согласился Ким.
— Бога нет! Бога нет! Бога нет! — орали они, задрав головы и грозя небу кулаками, а Анджела Дэвис пыталась даже залезть по-обезьяньи на флагшток.
— Бо-га нет!! — скандировали они хором.
— Нет-нет-нет… — разносилось далеко над бывшим пионерским лагерем и над рекой, и никто им не прекословил, ничто не пыталось оспорить это утверждение.
Молодых людей это так развеселило, что они с трудом успокоились, а успокоившись, сели свесив ноги и стали смотреть на солнце. Оно передумало садиться за Дон и погружалось прямо в реку, окрашивая воду в красное.
Глава двадцать первая
В ПРИДОНСКЕ БУДЕТ БУМ!
Отец широко улыбнулся, протянул руку и предложил:
— Ну, мир, труд, май?..
Сын помедлил, но протянул в ответ свою ладонь.
— Давно бы так, — удовлетворенно прокомментировала процесс примирения мать.
Дело происходило в зрительном зале кинотеатра «Октябрь» — перед началом сеанса. Примирившись, семейство Печенкиных уселось в последнем ряду: удовлетворенный Владимир Иванович — посредине, умиротворенная Галина Васильевна — справа и слева — никак не выражающий своих чувств Илья. Свет в зале погас, зазвучала индийская музыка — фильм назывался «Бродяга». Печенкин нетерпеливо потер ладони, заерзал в фанерном кресле, завертел головой.
— Ты еще не видел? — обратился он к сыну.
— Я слышал, — ответил Илья мрачновато и, подумав, прибавил: — Раз сто…
Печенкин поднял указательный палец и проговорил важно и назидательно:
— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Иногда наш папа говорит дельные вещи, — иронично прокомментировала Галина Васильевна.
Сюжет развивался стремительно, Илья, кажется, увлекся. Владимир Иванович покосился на него и осторожно опустил свою ладонь на колено жене.
Галина Васильевна терпеливо вздохнула и чуть погодя обратилась к мужу с той замечательной интонацией одновременной мягкости и твердости, с какой по мере необходимости все жены обращаются к своим мужьям, удивительным образом превращая невозможное в неизбежное:
— Володя…
Печенкин хорошо знал эту интонацию и, нахмурившись, спешно остановил жену:
— Опять? Я сказал тебе — Нилыча в обиду не дам!
Фонограмма стерлась, Наиль брал громкостью, и можно было разговаривать почти в полный голос.
— Нилыч… — продолжил Печенкин, и в этот момент входная дверь приоткрылась и вместе с полосой желтого света в темноту зала протиснулся Седой.
— О, Нилыч! — ненатурально обрадовался Печенкин. — Иди к нам!
Седой помедлил, привыкая к темноте, и, сильно, чуть не в пояс, склонившись, направился к Печенкиным.
— Ты билет купил? — шутливо спросил его Владимир Иванович.
— У меня сезонка, — в тон ответил Седой и сел рядом с Ильей.
— Здравствуйте, Илья Владимирович, — прошептал он громким шепотом, но Илья не ответил.
— Володя… — вновь заговорила тем же самым тоном Галина Васильевна, что было для Печенкина неожиданностью. Он зыркнул в сторону Седого, ткнулся взглядом в глаза жены и сообщил очень важное и очень радостное известие:
— Мизери приезжает!
— Кто? Что? — не поняла Галина Васильевна.
— Мизери к нам в Придонск приезжает! — повторил Печенкин громко и отчетливо.
— Мизери? — задумалась Галина Васильевна.
— Мизери! — азартно повторил Владимир Иванович. — В Придонске будет бум! Где он появляется, там — бум! Или крах… Он, между прочим, Индонезию кинул. Это все знают, просто никто не говорит.
— А к нам зачем? — вяло поинтересовалась Галина Васильевна.
— Зачем — зачем? Уху хлебать! — раздраженно бросил Печенкин.
— В самом деле? — поверила Галина Васильевна.
От досады Владимир Иванович хлопнул одной ладонью по колену себя, а другой, тоже по колену, жену.
— Джозеф Мизери? — удивилась Галина Васильевна. Она, конечно, знала, слышала об этом знаменитом американском миллиардере, финансисте и филантропе, но, озабоченная своими планами, вспомнила не сразу.
