Да, подводил темперамент. Ведь здесь требовалась всего одна фраза: «Придется нам, пожалуй, убрать тут все указания на репрессии».
А она была в упоении. Близость опасных дорожек, на которые она, выученная, выдрессированная, не вступит, нет, шалишь! — ее возбуждала. Упоение мужеством ей было незнакомо. Она упивалась своей хитростью, политическим ясновидчеством.
Тяжело было слушать и Чайковского, если звуки его неслись из репродуктора, где канал был слишком прямой, прямо наставлен в ухо. В приемнике это ощущение слегка стушевывалось. Там был эфир, звуки проходили какое-то пространство, рассеивались, были обращены ко всем сразу. Не было, словом, этого ощущения рупора, просунутого в кухню из чьей-то рубки.
Репродуктор щелкнул, и звучный женский голос объявил: «Слушайте передачу „Трудовая вахта вологодских бумажников“». И сочный баритон зашлепал полными, наверно, и красными губами: «Ма-асковский поезд…»
Очередь сдавать бутылки. Сегодня берут и с этикетками, на другой день — не берут. Сегодня берут банки из-под импортных компотов, завтра — никак.
Стоят молодые женщины, интеллигентные мужчины.
У немой девушки не взяли несколько бутылок — и она немо зарыдала.
Усталые, берегущие свои нервы, брезгающие вступать в ссору с пьяным наши городские мужчины.
Наши женщины, остервенелые, истомленные жизнью с импотентами.
Страшный город Москва.
6 апреля. Смена сезонов — единственный род событий в жизни одиноких людей. С ними лично давно ничего не случается, но благодетельный полет земли вокруг солнца идет своим чередом — и вот зима убывает, появляются первые знаки весны. Как не принять с благодарностью это кем-то для них приготовленное и такое неоспоримое происшествие?!
Доклад Аверинцева в Институте истории искусств — о золоте.
Светоносность славы как библейская традиция: «Облако в славе лучей» (Ахматова).
По Проклу золото — это отвердевший в земле солнечный луч.
…Библейский образ — в горниле огнем очищаемого и испытываемого золота. Этот образ «был принят близко к сердцу» ранним христианством.
…Мудрость — свет — слава — пресуществление — нетленность — все суть свойства золота.
12 апреля. 50-е заседание Клуба книголюбов в ЦДЛ.
Неисповедимы пути психологии слушателя.
— Южаков в Швейцарии воспитывал племянников председателя Государственного совета Родзянко, — говорит Ираклий.
Слышится заливистый женский смех. Кто объяснит его причины?
Впереди, в самом первом ряду, прямо под ногами президиума, сидел самый подлинный, настоящий герой «Скверного анекдота» — не повести, а фильма 1969 года. Каждая часть лица жила у него отдельно — и как жила!
13 апреля. Доклад Натана в Пушкинском музее. «Пиковая дама».
— …Пушкин никогда не идет лобовым путем. «Случай!» — говорит у него Германн, а казалось бы, он должен быть ближе к мистике…
…Полетели вдруг, побежали сухим горошком слова «необходимость», «случайность» — слова сорокалетних людей.
И робко поплыли слова, пятьдесят лет пролежавшие в памяти семидесятилетних, упрятанные от посторонних взоров: «мистический опыт», «прозрение».
16 апреля, Стромынка.
За темно-красным куполом диспансера открывалось голубое, яркое небо — той нарядной, слегка олеографической голубизны, какой бывает оно только в Москве и никогда не бывает в деревне, где нет городского резкого контраста между природой и неприродой, нет рамы для кусочков природы, как в городе.
27 мая. Отчетно-выборное собрание. Доклад Наровчатова.
…Если литература вызвала одобрение партии, значит, она его заслуживает.
…Первостепенные величины — Бунин, Куприн, Шмелев, Бальмонт.
…Необходимость антикапиталистического романа. Это самое уязвимое звено в нашей литературе (а Кочетов?..).
Иностранная комиссия разрабатывает практические меры для выполнения этой задачи.
…Рассказов мало, и эту прореху надо латать (почему?).
(Торжественно.) Перехожу к основным задачам организации.
2 июля. Опять статьи под названием «Бессмертие» прежде, чем замуровали, опять хотят уверить, что смерти нет, хотят, чтобы не успели расстроиться.
Похороны космонавтов
Келдыш — мягким, медовым голосом, интонации дьячка, обволакивание. Энергично, без реверансов, ни на кого не глядя (а Б. поглядывает на него — едва ли не подобострастно) говорит Шаталов. Под конец только с жестковатой интонацией: «Заверяем… будем и дальше».
Терешкова стоит среди космонавтов как муза скорби, причесанная пышно, с проваленными глазами…Глаза двенадцатилетней дочери Добровольского.
Разговоры
9 июля. Взрослые женщины разговаривают как дети:
— Она меня не поняла. Люська и Нина — эти меня давно поняли, а она нет…Положит нога на ногу и говорит: «Я в этом году думаю строить курс совсем по-другому… Буду больше давать теории…» Люська и Нина ничего, а я, конечно, завелась. Я вообще от таких вещей сразу завожусь.
(Ей под сорок, обручальное кольцо на руке…)
13 июля. Во дворе Чистого переулка, на скамеечке. Несколько женщин в серых вязаных платках, повязанных точно так, как тридцать — сорок и более лет назад.
— …А махотки наставят — кто топленое, кто какое.
— А теперь — что ты! — чашку чаю-то не дадут.
— …Вот помреть кто — один несет, другой несет…Корова-то яловая, а то не отелится. Так все несут. У нас был острог — тюрьма — не знаю, цел ли уж — трехэтажный. И к Рождеству, и к Пасхе — кто яичко, кто творожку — всегда носили. А сейчас! Бывало, скажет мама — пойдем, обязательно надо снесть.
