Новый мир, 2000 № 01 - [3]

— Он такой остроумный, — зашептала Галина Васильевна. — Я спросила: «Что ты любишь больше всего?» Знаешь, что он ответил? «Ленина и пепси — колу…» — Она улыбалась и смотрела на мужа, ожидая его реакции.

— Новое поколение… — прокомментировал Печенкин и пожал плечами.

Как большинство мужчин, он не умел разговаривать шепотом — получалось громче, чем если бы он говорил в полный голос. Галина Васильевна сделала круглые глаза, Владимир Иванович виновато втянул голову в плечи.

— Я только одного боюсь, — взволнованно зашептала мать. — Он совсем не говорит о девушках.

— Ну и что? — удивился Печенкин. — Какие его годы? Я только после армии гулять начал.

— Тогда было другое время. А сейчас… Ты помнишь, что мы видели с тобой в Сан — Франциско? Этот ужасный парад…

Владимир Иванович повернулся к жене, посмотрел на нее и с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться:

— Да ты чего, Галь? Мой сын? Печенкин?

Галина Васильевна смущенно улыбнулась и зашептала:

— Нет, все — таки хорошо, что мы живем в Придонске и до нас эта зараза еще не дошла…

Илья зашевелился, поворачиваясь лицом к стене, и родители замолкли, вглядываясь и вслушиваясь.

Сын спал, как спят малые дети, придавив щекой сложенные ладони, но дышал как взрослый — ровно и глубоко.

Родители переглянулись.

— А я его спрашиваю: «Ты выучил?..» — начал рассказывать Печенкин, но жена перебила:

— Что выучил?

— Латынь… Латынь выучил?

— Выучил, все выучил, — успокоила мужа Галина Васильевна. — Два стихотворения в день…

— Что — два стихотворения в день? — не понял он.

— Когда Илюша был маленький, я заставляла его выучивать два стихотворения в день. Помнишь? Одно утром, другое вечером. Еще при поступлении в «Труа сомэ» они мне сказали: «У вашего мальчика феноменальная память». Знаешь, что я им ответила?

Печенкин остановил на жене вопрошающий взгляд.

Галина Васильевна улыбнулась, глянула гордо и победно и повторила то, что сказала шесть лет назад, с удовольствием процитировав себя:

— Я знаю.

Печенкин кивнул. Возникла пауза. Ребенок дышал ровно и глубоко.

— А помнишь, как он взял моду нас пугать? — зашептала Галина Васильевна. — Годика четыре ему было… Идешь, а он из — за угла — гав! Я так пугалась. Помнишь?

Владимир Иванович напряг память и честно признался:

— Чего — то забыл…

— Ну вот, — расстроилась Галина Васильевна. — Ты же его и отучил. Сам на него из — за угла гавкнул. А он так испугался! Реву было… Зато больше уже никогда не пугал. Помнишь?

— Кажется, помню, — смущенно соврал Печенкин. — Я зато помню, как я за ремень взялся — он мою электробритву раскурочил, — я за ремень, а его нету! Как сквозь землю провалился… Ищу — ищу — нету! А он, оказывается, под кровать спрятался, засранец! Любил под кровать прятаться… Вот засранец…

Галина Васильевна поморщилась и попросила:

— Володя!

Печенкин, улыбаясь, мотнул головой — еще раз переживая то забавное происшествие, и взглянул на часы.

— Все, пора вставать, — решительно проговорил он. — День очень насыщенный. — Подумал и повторил свою мысль: — Насыщенный день.

Галина Васильевна взяла ладонь мужа в свои ладони:

— Ну еще минуточку, Володя! Вспомни, что значила в детстве лишняя минуточка сна…

Владимир Иванович подумал, вздохнул, видимо вспомнив, что значила в детстве лишняя минуточка сна, и кивнул, соглашаясь.

И они продолжали сидеть на неудобном низком диванчике, прямые и счастливые, наблюдая лишнюю минуточку сна своего единственного дитяти.

Наверное, Владимир Иванович и Галина Васильевна очень удивились бы, если бы узнали вдруг, что сын их вовсе и не спит… Илья не спал. Глаза его были открыты. Что — то он там думал…

Глава третья НАСЫЩЕННЫЙ ДЕНЬ

1

День, как и обещал Владимир Иванович, оказался насыщенным и напоминал сказочное путешествие Кота в сапогах и короля, с той лишь разницей, что Печенкину не приходилось обманывать сына, это были и впрямь его владения: фермы, гигантский элеватор, три завода, две фабрики, четыре банка и центральный офис компании «Печенкин», расположенный в самом высоком в Придонске здании — двадцатиэтажном небоскребе. Но было еще одно отличие этого путешествия от того, сказочного: если король, помнится, беспрестанно восхищался виденным, то молодой Печенкин молчал и смотрел на богатства отца холодно и бесстрастно. Впрочем, Владимира Ивановича подобная реакция не обижала, он ее не замечал, сам радуясь как мальчишка. И когда их черный бронированный «мерседес» в сопровождении «субурбана» с охраной остановился на краю придонского аэродрома, он первым выскочил из машины и, как фокусник из художественной самодеятельности, громко и весело крикнул:

— Оп — ля!

Среди ржавеющих «кукурузников» и вертолетов без лопастей особенно выделялся белоснежный красавец «фалькон» — личный самолет Печенкина. Под стать самолету был и летчик: в белой, очень элегантной, не нашей форме, белокурый, голубоглазый, здорово смахивающий на аса германских «люфтваффе» времен Второй мировой.

Владимир Иванович обнял сына за плечо и крепко прижал к себе:

— Полетим, Илюха! Сядем и полетим! Куда душа попросится… Я его буквально неделю назад купил. Хотел за тобой в Швейцарию послать, но Москва не разрешила.