Новый Гольфстрим - [34]

— Зачем не слушаешь? Надо слушать! — закричал подбежавший к нему Исатай.

Воронин схватил обезумевшего от страха лаборанта за руку и крепко стиснул ее выше кисти. Горнов в это время закреплял стропы. Последний парашют, вылетев из окна кабины, раскрылся.

Парашюты замедлили падение самолета, но внизу продолжала кружиться пестрая карусель: уходящий в темную даль хребет, вершины, тайга, белые полоски занесенных снегом рек, огни всюду раскиданных заводских поселков.

Потерявший управление самолет метнулся в сторону от трассы. На «Арктику» неслась вершина Дор-Ньера с торчащими вверх каменными пиками.

— Кто останется жив, — задыхаясь, торопливо проговорил Горнов, — должен добираться до Рубей-Кунжарской коммуны… Двадцать километров к юго-востоку от Дор-Ньера.

Горнов не договорил. Самолет опустился на скалу и с треском и хрустом пополз вниз. Обгоняя его, пронеслась лавина снега. Разбитая «Арктика» продолжала скользить вниз, цепляясь за каменные уступы корпусом, разорванными парашютами…

В ущелье Дор-Ньера

Место, где произошла катастрофа, лежало в районе горного кряжа Дор-Ньера. Эта небольшая группа гор, оторванных от главного хребта и отделенных от него долинами притоков двух рек, вдается голым, скалистым островом в лесные массивы долины Сарвы. Дор-Ньер — одна из самых высоких вершин Каменного

Пояса, покрыта вечными снегами и выступает над каменными сопками окружающих гор пирамидой в 1650 метров.

«Арктика» упала на одну из скал, скользнув по откосу, покрытому лишайниками и мхом.

Разбитый, исковерканный корпус самолета все еще трещал и покачивался.

Перекинувшись через спинку дивана и свесив обе руки, лежал мертвый Симонг. Исатай низко склонился над полом, из его рта лилась кровь. Профессор Лурье сидел на полу, как-то смешно, по-детски расставив ноги, и беспомощно шарил руками.

— Очки… Где мои очки? — Лицо и борода его были в крови.

Майор Воронин, держась за диваны и прыгая на одной ноге, приближался к окну.

— Вылезайте быстрее! — крикнул Горнов.

— Есть! Вылезать быстрее! — ответил Воронин и, неестественно перегибаясь и волоча одну ногу, стал протискиваться в окно кабины.

Вера Александровна медленно поднялась. По ее щекам бежала струйка крови. Не чувствуя боли, она пошла следом за Ворониным.

— Бери стропы! Укрепляйте машину! — крикнул Горнов, как только голова Веры Александровны показалась из кабины.

«Арктика», задержавшись на камне, каждую секунду могла сорваться и ринуться в пропасть.

Из окна показался профессор Лурье.

— Я пришел к выводу, — сказал он, неловко хватаясь за гладкие стены кабины.

Но выслушивать, к какому выводу пришел почтенный ученый, ни у кого не было времени. Воронин, сидя на снегу и упершись здоровой ногой в камень, тянул стропу, брошенную ему Горновым, Вера Александровна полотнищем разодранных парашютов прикрепляла к камням корпус самолета.

Самолет угрожающе раскачивался на скале у самого края пропасти.

— Я пришел к выводу, — сказал профессор, усевшись на борту гондолы, что прежде всего надо осмотреть аппараты.

— Верно, верно, профессор, — сказал Горнов, невольно улыбнувшись, и стал спускаться через окно в гондолу.

Печальная картина предстала перед ним.

Рейкин безжизненно висел на ремнях. Мертвый Симонг лежал на спинке дивана. Исатай кашлял, захлебываясь кровью.

— Вера, приводи в чувство Рейкина, помоги Исатаю, — сказал Горнов. — А вы, профессор, взгляните, пожалуйста, на ящики с кассетами. Все ли целы?

В противоположной стороне кабины, там, где были раскиданы ящики, появился кружок света. Лурье с карманным фонарем, без очков, почти касаясь носом ящиков, ощупывал их руками,

— Все благополучно, — распрямляя спину, произнес он. — Ящики не разбились, ни одного прогиба. А вот целы ли кассеты-не знаю.

— Раз ящики целы, то и кассеты целы. Внутри система отличных амортизаторов.

— Подождите, подождите, — воскликнул Лурье. — Сколько было у нас ящиков?

Подсчитав, Лурье сообщил:

— Одного не хватает. Надо полагать, что он-то и воспламенился.

— Не может быть, — вскричал Горнов.

Он сам пересчитал ящики. Да, одного ящика с заряженной кассетой не было.

Горнов постоял в раздумьи. Чья кассета оказалась непроверенной сейчас, когда все ящики сместились, определить было невозможно.

Горнов вылез из кабины.

— Боюсь за Исатая. У бедняги раздавлена вся грудь, — сказал он жене.

— Во всяком положении, — произнес Лурье, — необходимо наметить себе систему мероприятий и действий, основанных на учете реальной действительности и возможностей.

— Правильно, — отозвался Горнов, продолжая укреплять полотнище парашюта. — Какие же реальные возможности вы видите в данном положении?

— Будем искать. Должны быть какие-нибудь возможности.

— Это верно. Будем их искать. Пойду, осмотрю ущелье, — сказал Горнов.

Ущелье оказалась замкнутой с трех сторон трещиной в каменном массиве: южная сторона этой трещины оканчивалась камнем, нависшим над пропастью. Внизу, насколько хватал глаз, тянулась тайга и голые каменные скалы. Вдали над черневшей тайгой светились красные зарева заводов.

Поднявшаяся из-за главного хребта луна осветила вершины горной цепи. Маленькая кучка людей, брошенных среди голых вершин, разместилась под обломками самолета. Исковерканные металлические части крыла, как голые ребра огромного животного, валялись на дна ущелья.