Новый год в октябре - [25]

Почему бы медикам не оплатить работу?

Да там тоже черт знает что! Денег нет! И чтобы их дали, онкологам надо убедить своих боссов. А как? Доказательств кот наплакал. Но дело в другом. Наши ребята пошли на принцип и начали делать сканирующий датчик, а там, в верхах медицинских, кое-кто… хочет многоячеечную бодягу.

Смысл? Результат тот же, а датчик-планка дешевле.

Видимо, там идет своя игра, — многозначительно произнес Прошин. — А как такое дело объяснишь нашим балбесам? А?!

Все это глупо и… — поморщился Навашин раздраженно.

От чего ты и бежишь, — сочувственно кивнул Прошин. — Я один понимаю тебя.

Они, — он указал на лабраторный корпус, — не поймут.

Короче, — подвел итог Навашин. — Если не будет многоячеечного датчика, тему закроют?

Ну да… — растерянно подтвердил Прошин. — Да. Поэтому, кроме тебя я посвятил в это дело Авдеева.

Авдеев болен. Грипп, что ли… Просил передать.

Угораздило! — Прошин вырвал из блокнота лист. — Понимаешь, — сказал он, засасы вая «Паркером» чернила из пузырька, Лукьянов метит в меня, не ведая, что рикошетом отлетает ему же в лоб. Но я не обидчив: старик в маразме, и ему надо прощать. И помогать.

Помоги ему…ты. Поговори с Николаем, и выдайте обоснованное «нет» сканирующей системе…

Прошин писал записку Авдееву.

«Коля!

Дела твои швах. Видишь, какой Лукьяша стервотина? Как выкрутиться — не представляю.

Одному, без привлечения лаборатории расчетов тебе не сделать. Надо убедить этих… повторно и более весомыми аргументами.

К делу подключаю Романа. Это башка еще та. Пришлось, правда ему подзалить (сам разберешься что к чему), но грех мой тебе на благо.

Сочините на пару железную басню о том, что сканирующая система — бяка. Советую упирать на биологическую сторону вопроса. Впрочем, решайте сами. Вы же большие ученые, да? Быстрейшего тебе выздоровления.

Алексей».

Вот, — сказал он, заклеивая конверт и передавая его Роману. — Отдашь Николаю. Он снял очки и сжал ладонью лицо. — Рома, Рома, если бы ты знал, как мне все опротивело… как я устал!

Роман смотрел на него немигающим взглядом. В черных провалах глаз его растворялись почти не заметные, серо-фиолетовые зрачки.

Леша, — сказал он тихо. — Я ведь не договорил… Поедем вместе, а? Там для тебя найдется и место и работа.

Прошин медленно опустил руку на стол.

Мой поезд может задержаться? — серьезно спросил он.

Может. — кивнул Роман. Я не тороплю тебя. Он будет стоять на приколе месяц, год, пять лет… Но советую поспешить.

Я всегда буду помнить о нем, — сказал Алексей. — Только вот боязно мне в него сесть.

А ты не бойся. Это твой поезд. — Навашин круто повернулся на каблуках и вышел, оставив у Прошина досадное ощущение: как от интересной книги, прочитанной не до конца и окончательно утерянной.

Упершись лбом в кулаки, Прошин закрыл глаза. Стало невыносимо одиноко и скучно. В кабинете сонной мухой звенела тишина. Чувствуя, что не в силах находиться здесь дольше, он отправился в лабораторию. Там бушевала дискуссия о летающих тарелках: страстные речи «за», язвительные «против» и двусмысленные реплики колеблющихся. В чудеса подобного рода Прошин не верил, однако ни к ярым противникам их, ни к сторонникам, ни к усмехающейся «золотой середине», да и вообще не к кому не примкнул. Он сидел в уголке, слушал о пришельцах и грустил: «Меня бы они, что ли, с собой прихватили…»

Глава 4

В пятницу вечером состоялось заседание партбюро, куда был вызван Прошин. Войдя, он, к немалому своему удивлению, помимо себя, обнаружил в комнате еще нескольких лиц, в состав партбюро не входивших, — Лукьянова, Воронину и Чукавина.

У Прошина забрезжило смутное ощущение опасности.

И оно оправдалось.

Секретарь партбюро кивнул Лукьянову.

Товарищи, — сказал тот. — Сюда, на партбюро, пришли сотрудники нашей лаборатории. Как партийные, так и беспартийныею. Пришли, чтобы поговорить о нашем руководителе — товарище Прошине…

Пом. Директора по режиму предложил упомянутому руководителю подняться для всеобщего и лучуего обозрения. Прошин, чувствуя себя дураком, привстал.

Мы собрались здесь для того, чтобы поднять вопрос о нарушениях нашим начальником как трудовой дисциплины, так и закона, — сказал Лукьянов заученно. — Да, я отвечаю за свои слова. И сейчас изложу все в более популярной форме.

Уж пожалуйста. — вставил Прошин.

Во- первых. На работу он является нерегулярно, приезжает, когда выспится….

Когда выспится, тогда и… Много раз он ремонтировал в лаборатории бытовую радиоаппаратуру. Детали, сами понимаете… Что же касается автомобиля — с понятием «госавтосервис» он вообще не знаком. Однако и это не главное. Недавно мы обнаружили, что у нас списаны многие ценные материалы, оборудование; списаны в порядке проведения мифических экспериментов!

У Прошина заломило в груди от страха, и он захлебнулся вязкой слюной.

Он уже и думать забыл об этих «подарочках» институтам, ведущим международные работы и постоянно включающих в план поездок его как консультанта.

Общая сумма списанного огромна, — заключил Лукьянов. — Тысячи. Впрочем, вот документы… — Он положил на стол папку.

Что?… — вытянув шею, переспросил секретарь парткома и выронил карандаш.

Карондаш покатился, щелкая гранями по полировке стола. Наступившая тишина была пронизана этим размеренным, деловитым пощелкиванием… Около края карандаш задержался, а потом полетел вниз.