Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии - [26]

– На то есть причина.

– Кто вы?

– Не хочу вам говорить, вы узнаете сами. Да, скоро вы узнаете, кто я такой. Очень скоро.

Несколько секунд он неподвижно смотрел на вконец смущенного и отчаявшегося Энрике Элисальде и собрался было продолжить войну, но самолет вошел в зону турбулентности, и ему пришлось снова пристегнуть ремень безопасности.

– This motherfucker thinks I’m really powerful, – пробормотал папа на английском языке, на который они машинально переходили, отпуская какой-нибудь обидный комментарий и не желая оскорблять слух ребенка.

– We should at least name a character after him, – отозвалась мать.

– Good idea! I’ll name all the bad guys in my books Enrique Elizalde.

– Me too! I guess we’ll have to start writing books with bad guys.

Тут-то они и включили расположенный на спинке переднего сиденья экран, где показывали шоу с участием веселого пушистого рыжего чудища. Программа длилась двадцать минут, а когда экран погас, мальчик потребовал включить его снова, но родители объяснили, что чудище не повторяется, в отличие от книг, которые можно перечитывать сколько угодно.

В течение трех недель, проведенных во второй стране, мальчик спрашивал о чудище ежедневно, и родители объясняли, что живет оно только в самолетах. На обратном пути произошло желанное воссоединение, которое также длилось всего двадцать минут. Мальчик продолжал вспоминать чудище, и в голосе его слышалась такая печаль, что через пару месяцев он получил в подарок плюшевую копию, которую, конечно же, принял за оригинал. С тех пор они стали неразлучны: ребенок засыпал, обняв своего рыжего друга, а родители спокойно перемещались к себе и очень скоро включали телевизор; и если бы все и дальше шло, как и должно, скорее всего, эта история закончилась бы сценой, где двое лежат в постели, уставившись в экран.

Папа мальчика вырос с постоянно включенным телевизором и в возрасте своего сына даже вообразить не мог, что тот может быть выключен. Маму мальчика, напротив, держали вдали от телевизора в течение рекордного количества времени: впервые она увидела его в десять лет. Официальная версия заключалась в том, что телевизионный сигнал якобы не доходил до окраины города, где жили они с матерью, так что телевизор казался ей совершенно бессмысленным предметом. Но как-то раз к ней пришла поиграть одноклассница. Ни у кого не спрашивая дозволения, подружка сунула вилку в розетку и включила телик. Девочка нисколько не обиделась и не возмутилась: она решила, что телевизионный сигнал наконец-то достиг их квартала, и побежала сообщить благую весть своей матери, которая, хоть и была атеисткой, опустилась на колени, воздела руки к небу и чрезвычайно убедительно провозгласила:

– ЧУДО!

Несмотря на такое разное детство, женщина, выросшая с постоянно выключенным телевизором, и мужчина, выросший с постоянно включенным телевизором, единодушно полагали, что лучше максимально отсрочить воздействие экрана на своего ребенка. Разумеется, они не состояли ни в какой секте и ни в коем случае не выступали против телевидения. Только-только познакомившись, они не раз прибегали к испытанной уловке: встретиться и вместе глянуть какое-нибудь кино, используя его как предлог для того, чтобы спокойно позаниматься сексом.

В период, который можно обозначить как ожидание ребенка, они стали жертвами многочисленных сериалов, один круче другого. Никогда в жизни они не смотрели телевизор в таких количествах, как в месяцы, непосредственно предшествовавшие рождению первенца, чья внутриутробная жизнь протекала отнюдь не под музыку Моцарта или сладкозвучие колыбельных, а под заставки сериалов о кровавой борьбе за власть, происходящей в неопределенно-архаичное время, когда зомби соседствовали с драконами, или в просторном дворце, где обитало правительство некой страны, определяющей себя как the leader of the free world.

Когда ребенок родился, телевизионные предпочтения семьи радикально изменились. К концу дня, вымотанные физически и психически, мама и папа могли позволить себе лишь тридцать или максимум сорок минут полусонного сидения перед экраном, так что невольно понизили свои высокие стандарты и превратились в обычных зрителей посредственных сериалов. Они по-прежнему мечтали оказаться в неисследованных мирах и за чужой счет получать сложный и рискованный опыт, который заставил бы серьезно переосмыслить свое место в мире, но для этого служили книги, которые они читали днем; вечером же все, что им было нужно, это просто расслабиться: остроумные диалоги и забавные повороты сюжета, которые доставляли сомнительное удовлетворение от понимания происходящего без малейших усилий.

Оба мечтали через год или два смотреть кино вместе с ребенком субботними или воскресными вечерами и время от времени даже обновляли список фильмов, которые хотели бы посмотреть всей семьей. Но на данный момент просмотр телевизора отодвигался на последние часы дня, когда ребенок засыпал, а его родителям на мгновение снова удавалось побыть всего лишь мужчиной и женщиной. Женщина лежала в постели, уткнувшись в смартфон, а мужчина на полу, на спине, будто бы отдыхая после приступа кишечных колик – но затем он делал усилие и тоже перебирался на кровать, и рука его тянулась к пульту, но внезапно траектория ее движения менялась, и вместо пульта она хватала кусачки для ногтей и начинала обрезать ногти на руках. Женщина смотрела на него и думала, что в последнее время он только и делает, что стрижет ногти на руках.