Новый человек в городе - [38]

— Давно?

— Года два будет… Конечно, детка, спроси.

— Что у вас за погода? — вклинился женский голос. — Вы ведь на побережье?

— Море отсюда в сорока милях. Сейчас идет снег.

— Благодарю.

— Алло, Чарли! — взял трубку Луиджи. — Теперь ты в курсе. Подробно напишу, когда улучу время. Во всяком случае, начинаю верить, что Алиса была права.

Кстати, она заезжала сюда. Посмотрела на снимок и сразу заказала двойной «манхаттан»… Спокойной ночи, братишка.

— Спокойной ночи! — крикнул в трубку клиент из Сент-Луиса; он, видимо, подливал себе шампанского.

Утром Чарли окончательно слег: он проснулся с температурой, и Джулия, не спрашивая его согласия, вызвала врача. Словом, ночной столик бармена оказался заставлен лекарствами, которые надлежало принимать каждые два часа, здоровенным графином лимонада, напоминавшим ему гриппозные дни в детстве, и тошнотворным овощным отваром.

Он вынужден был догадываться о приходе и уходе клиентов по доносившемуся из бара шуму, и каждый стук входной двери вырывал его из полузабытья, в которое он порой впадал. В часы, когда должен был появиться Джастин, Чарли стучал в пол, вызывая Джулию, и та прибегала, совершенно запыхавшись: в ней сто шестьдесят — сто семьдесят фунтов, а лестница винтовая.

— Что он говорил?

— Спросил, не уехал ли ты. Я ответила — нет.

— Знает, что я слег?

— Да. Желает тебе поправиться к праздникам.

— Ему-то что до меня?

— Потом дочитал газету и ушел.

Он — это был, конечно, Уорд, имя которого Чарли избегал по возможности произносить.

— Ни о чем другом он не говорил?

— Нет.

— Ты не нагрубила ему?

— Только напомнила, что окурки не надо бросать на пол — в баре хватает пепельниц.

— Саундерс не заглядывал?

— Сегодня утром — нет.

— А Гольдман?

— Тоже. Были только ребята из транспортной конторы — выпили по стаканчику на ходу. Еще — доставщик пива. В подвале порядок. Звонили насчет скачек. Я ответила, что сегодня их не будет.

— Но это же не правда!

— Ничего, перебьются! Сейчас я принесу тебе отвар.

Постарайся не раскрываться.

— Сперва дай мне сигареты.

— А что доктор сказал?

— Да я всего раза два затянусь — вкус лекарства надо отбить: очень противное.

После отвара Чарли уснул, и ему приснился Майк в арестантской одежде. Но одежда была какая-то странная, полосатая, придававшая Юго сходство с осой, да и тюрьма ненастоящая. Все это происходило в огромном, сплошь застекленном, как казино, здании на берегу моря.

Там собралось множество женщин и детей, несколько подростков и какой-то старик, похожий на Авраама из иллюстрированной Библии, по-видимому начальник.

В иные минуты Майк тоже казался вроде как бородатым. Разговор шел на непонятном языке, голоса звучали тихо, музыкально, и Чарли почудилось, что в дальних углах он видит нагих отроков, играющих на арфах.

Юго, без сомнения, тоже был здесь начальником, возможно еще более важным, чем библейский патриарх: все женщины и дети словно принадлежали ему, и он непринужденно расхаживал между ними, гибкий, как танцор.

Разбудил больного какой-то шум, правда не очень громкий. Чарли внезапно проснулся, взглянул на часы и сообразил — это Уорд распахнул дверь бара. Именно его появления в любом облике итальянец неизвестно почему ждал во сне; поэтому он был даже огорчен, что забытье сменилось явью.

Как бы то ни было, Луиджи не повторил: «Не злобься на Фрэнки!»

Теперь он допускает, что маленькая лифтерша была в свое время права.

Красиво живет Луиджи в своем Чикаго! Перед его глазами проходит вся страна, он видит самых интересных людей, со всех концов Америки: кто бы ни останавливался в отеле «Стивене», — а публика там отборная, — любой хоть раз завернет вечером после театра отведать спагетти у Луиджи.

Теперь, расплатившись наконец с долгами, в которые залез и которые так его беспокоили, он, несомненно, богат. Но Чарли не завидует другу. Он и сам вышел в люди, хотя остановился несколькими ступеньками ниже; у него собственное дело, и никто им не командует.

Луиджи, так сказать, одинок. Жену он по глупой случайности потерял в катастрофе лет пятнадцать тому назад дочери его взбрело заняться кино, и пишет она отцу из Голливуда, только когда ей нужны деньги.

— Позвони Бобу, Джулия, справься, что с ним. Он меня беспокоит — весь день не дал о себе знать.

Когда жена вернулась, Чарли спросил:

— Что он сказал?

— Послал тебя к черту. В шесть утра, за восемь миль от города, у него отказала машина; в ней он и спал.

— Предупредила, что я болен?

— Боб ответил, что так тебе и надо, а сам он встанет с постели лишь на твои похороны.

— Никто не появлялся?

— Заезжал Кеннет.

— Со мной поговорить не хотел?

— По-моему, нет. Сказал, что все у них взбудоражены из-за этих проклятых пистолетов. Опасаются, что в округе начнутся налеты. Патрули удвоены.

— Мальчишки в бильярдной торчат?

— Я не посмотрела.

— Он появился?

— Сидел в баре, когда я звонила Кэнкеннену.

— Наверняка узнал об отъезде Елицы и взбесился.

Эх, как мне надо потолковать о нем с Бобом! Завтра же съезжу к Кэнкеннену.

— Завтра ты будешь лежать.

— Завтра я встану.

— И перезаразишь мне детей?

Чарли не хватало бара, не хватало разговоров, в любое время дня доносивших до него эхо городских событий. Ему казалось, что теперь, когда он прикован к постели, этим воспользуются, чтобы начать всяческие безобразия.