Новый Афонский патерик. Том II. Сказания о подвижничестве - [6]

Всё произошло так, как сказал старец. Три моих друга вернулись в мир, а я, приехав из любопытства, стал монахом в общежительном монастыре Констамонит. Там было мало отцов, и на меня возложили много послушаний. На моём поясе висела целая связка ключей: я одновременно исполнял семь послушаний.

В 1940 году началась война, в монастырь приехала полиция и забрала всех молодых монахов. Полицейский спросил меня:

– Ты хочешь служить Родине?

– Ну что ты спрашиваешь? Как я могу не хотеть служить Родине? – ответил я ему.

Но полицейский увидел, что в монастыре не остаётся ни одного молодого монаха, и сказал:

– Оставайся-ка ты лучше здесь, чтобы служить старцам, а другие пусть идут на войну.

Старцы в монастыре Констамонит были очень добродетельными и подвизались с самоотдачей. Игумен Симеон был очень добродетельным человеком, и я ему прислуживал. Однажды, когда я принёс ему пищу, то увидел, что он лежит на койке, повернувшись лицом к стене. Он молился и плакал. Я начал ему что-то говорить, но он меня не слышал.

Также в монастыре был иеромонах Филарет, который потом стал игуменом. Когда он скончался, его лицо сияло, и на губах была такая улыбка, что он выглядел не мёртвым, а живым».

Афанасий Григориатский, игумен

Старец Афанасий, будучи мирянином, сильно заболел, и преподобный Герасим Кефалонийский[17] его исцелил. В 1949 году старец пришёл на Святую Гору, в монастырь святого Павла, и стал там монахом.

Ухаживая за старыми больными монахами, отец Афанасий облегчил тяготы многих старцев, в том числе и отца Герасима (Менайаса). Отец Афанасий не испытывал абсолютно никакой брезгливости, ухаживая за пожилыми монахами. Он проявлял о них большую заботу и поэтому принял от старцев много благословений и молитв.

Неся послушание огородника, старец сильно уставал. В поте лица своего он целыми днями напролёт трудился в огороде и двурогой мотыгой вскапывал землю. Взвалив корзину с овощами на спину, он относил их в поварню монастыря. Его руки были в ранах и перебинтованы. От чрезмерной усталости его борол сон на службе. Иногда старец не спускался в храм, поскольку очень уставал на огороде. Однако напротив входа в его келию в закутке монастырского коридора хранились церковные книги. Здесь старец вычитывал богослужебное последование, из которого никогда ничего не упускал.

Отец Афанасий имел великую ревность к певческому послушанию, однако от постоянной усталости голос его был слабым и хриплым. Стоя в стасидии во время богослужения, старец непрестанно молился по чёткам с крестным знамением и поясными поклонами. Количество чёток старец отсчитывал бобами, которыми были наполнены его карманы. Его стасидия всю ночь скрипела от молитвы.

Старец спал два часа, затем просыпался и полчаса молился по чёткам. Потом он умывался и снова молился по чёткам. У него была маленькая скамеечка. На ней он сидел, молясь по чёткам и осеняя себя крестным знамением. От скамеечки исходил звук, как от старых паровозов, которые медленно начинают ход и постепенно набирают скорость. Помолившись, старец поднимался, подкладывал в печку дрова и снова садился молиться – так проводил он всю ночь. Приходя будить братию, пономарь[18] всегда находил старца бодрствующим.

Отец Афанасий имел такую простоту и был настолько лишён лукавства, что не мог поверить, например, в то, что удобрения для овощей – это яд и могут нанести вред человеку.

Однажды старец вместе с двумя другими насельниками монастыря святого Павла выехал в Салоники к врачу. В большом городе он где-то оставил свои вещи и забыл, где именно. Один из монахов, несмотря на то что был намного моложе старца, разгневался и стал его ругать. Старец без остановки повторял: «Прости и благослови меня, брат!» – и клал перед ним поклоны. Когда третий брат нашёл вещи старца, отец Афанасий стал его благодарить и хотел поцеловать ему ноги, хотя этот брат тоже был намного младше его. Потом старец с простотой рассказывал: «Да, в Салониках люди хорошие: не воруют».

Однажды старца отвезли к врачу, и врач не взял с него денег. Вечером на монастырском конаке[19] старец спрашивал имя врача, чтобы молиться о нём по чёткам. Он говорил брату, который ему помогал: «Я каждую ночь совершаю чётки[20] за тебя – ведь ты так заботишься обо мне, ещё одни чётки за твоих родителей, и ещё одни – за врачей». Так старец молился все годы своей монашеской жизни до самой кончины. Свою благодарность и любовь к брату, который за ним ухаживал, старец выражал и потом, в монастыре, собирая и принося ему фрукты и съедобные травы.

Старец имел детскую простоту, дух жертвенности и относился к себе с абсолютным небрежением. Он подвизался много лет, и всё время себя смирял. Если о нём говорили что-то хорошее, он отвечал: «Я что? – Я мусор, да-да, самая настоящая помойка!» Когда в трапезе портились фрукты, старец просил их не выкидывать, но забирал себе и съедал.

Старец скончался от гипертонического криза после первых трёх дней Великого поста в возрасте 77 лет. После кончины на его лице сияла радостная улыбка. Это был добрый знак.

Добродетельный игумен монастыря Григориат отец Афанасий советовал: «Совершайте своё монашеское правило сейчас, иначе вам придётся совершать его, когда болезнь прикуёт вас к кровати». Сам старец в молодости каждый день совершал не одно, а два монашеских правила, откладывая правило «про запас» на то время, когда по причине старости не сможет его совершать.