Новые записки о галлах - [51]

Шрифт
Интервал

- Ты не представляешь, какая ты умница, - произнес я. - Я счастлив хотя бы от того, что ты просто есть на этой планете. И я наверное совсем обезумею, когда ты станешь моей женой. Довершает мое восхищение телефон. Ведь это же такая изюминка прогресса, такой редчайший механизм ! Я даже толком не знаю, как им пользоваться.

Лена была весьма довольна моим комплиментам. Когда она увидела, как нерешительно, опасливо я поглядываю на телефон, она рассмеялась и принялась мне объяснять: говоришь, наклонившись к микрофону, трубку прикладываешь к уху и т.д. Висящий слева на рычаге телефон своим весом приподнимает противоположный конец рычага, включая тем самым сигнальный аппарат и устанавливая сообщение линии со звонком. Но как только снимешь телефон с крючка, действием противовеса рычаг оттягивается в сторону, замыкает в цепь батарею и дозволяет установить сообщение со звонящим. Я вооружился этими устройствами и стал играть, делая вид, что разговариваю:

- Алло ! Да ! Да, это я. Что вы говорите ? Ах, что вы говорите ! Соедините-ка меня с господином Масперо. Как ? Он в гробнице фараона ? А что, там до сих пор не поставлен телефон ? Немедленно телефонизируйте всю Африку, ведь тысячам ученых надо каждый день общаться со своими женами !

Я так увлекся своей импровизацией, что когда Марья Сергеевна - бабушка Лены - вошла в гостиную и поздоровалась со мной, мне почудилось, что голос раздается из трубки.

- Что ? Алло ? Кто это ? - кричал я в микрофон. - Говорите громче, вас очень плохо слышно !

Лена очень потешалась над моей интермедией:

- Петр, да хватит тебе. Ну прямо как ребенок маленький.

Я увидел рядом Марью Сергеевну и понял, как я был смешон. Тут же стал изливаться перед ней в любезных чувствах, которые всегда испытывал к ней совершенно искренне. Я просил извинить мне мою глупость.

- Ничего, ничего, - подхватила она. - Это я должна просить прощения, что прервала ваш важный телефонный разговор...

...Когда мы ужинали, с ланит у Лены не сходили оттенки смущения. Это её стеснение я замечал каждый раз, когда рядом присутствовала её бабушка. Раньше у Лены была своя квартира на Садовой, и мы могли общаться с ней, зная, что в комнате не присутствует соглядатай нашей страсти, свидетель нашего единения. Мы со всем восторгом могли насладиться друг другом, и за поцелуями не замечали, как проходила ночь. Потом мои командировки стали все более частыми и продолжительными. Лене невмоготу было жить в одиночку. Круглыми сутками находиться в немых комнатах, лишенных говора, смеха, влюбленного воркования было крайне тоскливо и навевало мрачное расположение духа. Она все чаще гостила у своей бабушки, стремясь проводить у неё сначала ночи, благо она жила неподалеку, а потом и целые дни. Квартира на Садовой оказалась не нужна и была отдана внаем (сейчас Лена, очевидно, вообще её продала). Так или иначе, но с момента её переезда нам приходилось встречаться под взором Марьи Сергеевны, в присутствии которой мы уже не могли быть такими же раскованными, как раньше; соблюдая приличия, мы сдерживали себя от открытого изъявления своих чувств и такой же, как прежде, глубины взаимной откровенности. Правда, часто случалось, что я приезжал летом, когда бабушка отдыхала на даче, и тогда мы вновь давали простор своей очарованности, своей поглощенности друг другом. Сейчас же я знал, что Марья Сергеевна находиться в городе, и потому намеренно стремился заночевать у Андрея. Ведь в присутствии бабушки неизбежно возникала искусственность, наигранная отчужденность, натянутость, вымученное манерничанье. Вот и теперь, соблюдая благопристойность, нам приходилось говорить на отвлеченные темы, с трудом удаваясь поддерживать разговор. Я был рад, когда Марья Сергеевна повернула беседу к моей работе - здесь я мог всласть и непринужденно пораспространяться, что дало бы возможность в более свободной манере продолжить разговор до конца этого досаждающего ужина, лакомства которого невольно становились поперек горла.

- Как долго вы намерены пробыть в Петербурге на этот раз ? - спросила бабушка.

- Самый малый, самый сжатый срок. Видимо, все ограничится только одними сутками, и завтра поздно вечером я уже отбуду в Италию, а оттуда - в Египет, где долго меня ждать никто ведь не будет, и новая экспедиция может быть начата без меня. Если бы не интересная находка моего коллеги С.Н-ва, я бы сейчас был...( я назвал место намеченных раскопок вблизи Саккары). Завтра я намерен встретиться с ним, и уже вечером отправлюсь обратно в пустыню.

- Что же такое важное могло отвлечь вас от вашего любимого Египта ? Впрочем, вы перерыли его уже так, что вашего песка хватило бы, чтобы засыпать Суэцкий канал. Синьор Верди ещё успеет написать оперу по поводу этого события. Боюсь, - продолжала Марья Сергеевна, обращаясь к своей внучке, - когда в газетах начнут сообщать, что пирамида Хеопса просела и кренится, как эта башня в Италии, я буду знать, чьих рук это дело.

- Вы в слишком пессимистичном свете видите мои труды, Марья Сергеевна. Если вы настолько сочувствуете Египту, попробуйте представить мои fouillees не варварством археолога, а работой геолога-геодезиста, ищущего подземные источники, которые позволили бы ему запрудить Египет и превратить его в оазис.


Рекомендуем почитать
Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига

«Ложь — основа государственной политики России». Именно политики (и не только в России) пишут историю. А так называемым учёным, подвизающимся на этой ниве, дозволяется лишь охранять неизвестно чьи не сгнившие кости в специально отведённых местах, не пуская туда никого, прежде всего дотошных дилетантов, которые не подвержены колебаниям вместе с курсом правящей партии, а желают знать истину. Фальшивая история нужна политикам. В ней они черпают оптимизм для следующей порции лжи. Но почему ложь им ценнее? Да потому, что именно она позволяет им достичь сиюминутной цели — удержаться лишний месяц — год — срок у власти.


Будни и праздники императорского двора

«Нет места скучнее и великолепнее, чем двор русского императора». Так писали об императорском дворе иностранные послы в начале XIX века. Роскошный и блистательный, живущий по строгим законам, целый мир внутри царского дворца был доступен лишь избранным. Здесь все шло согласно церемониалу: порядок приветствий и подача блюд, улыбки и светский разговор… Но, как известно, ничто человеческое не чуждо сильным мира сего. И под масками, прописанными в протоколах, разыгрывались драмы неразделенной любви, скрытой ненависти, безумия и вечного выбора между желанием и долгом.Новая книга Леонида Выскочкова распахивает перед читателем запертые для простых смертных двери и приглашает всех ко двору императора.


США после второй мировой войны: 1945 – 1971

Говард Зинн. США после второй мировой войны: 1945–1971 (сокращенный перевод с английского Howard Zinn. Postwar America: 1945–1971).В книге затрагиваются проблемы социально-политической истории страны. Автор пишет о целях и результатах участия США во второй мировой войне, об агрессивной внешней политике американского империализма в послевоенный период в некоторых странах Европы, Азии и Латинской Америки. В книге также рассматривается антидемократическая внутренняя политика американских властей, расовые отношения, правосудие в США в послевоенные десятилетия.


Как большой бизнес построил ад в сердце Африки

Конго — сверхприбыльное предприятие западного капитала. Для туземцев оно обернулось адом — беспощадной эксплуатацией, вымиранием, бойнями.


Марко Поло

Как это часто бывает с выдающимися людьми, Марко Поло — сын венецианского купца и путешественник, не был замечен современниками. По правде говоря, и мы вряд ли знали бы о нем, если бы не его книга, ставшая одной из самых знаменитых в мире.С тех пор как человечество осознало подвиг Марко, среди ученых разгорелись ожесточенные споры по поводу его личности и произведения. Сомнению подвергается буквально все: название книги, подлинность событий и само авторство.Исследователь Жак Эре представляет нам свою тщательно выверенную концепцию, приводя веские доказательства в защиту своих гипотез.Книга французского ученого имеет счастливое свойство: чем дальше углубляется автор в исторический анализ событий и фактов, тем живее и ближе становится герой — добрый христианин Марко Поло, купец-романтик, страстно влюбленный в мир с его бесконечным разнообразием.Книга вызовет интерес широкого круга читателей.


Босфор и Дарданеллы

В ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) 1912 г. русский морской министр И. К. Григорович срочно телеграфировал Николаю II: «Всеподданнейше испрашиваю соизволения вашего императорского величества разрешить командующему морскими силами Черного моря иметь непосредственное сношение с нашим послом в Турции для высылки неограниченного числа боевых судов или даже всей эскадры…» Утром 26 октября (8 ноября) Николай II ответил: «С самого начала следовало применить испрашиваемую меру, на которую согласен».