Новые времена - новые заботы - [52]
Павлов напомнил о вчерашнем поручении.
— Мы тут подготовили, что вы просили, — начал Григорьев, забирая со стола расчеты. Однако начал не с цифр. — Мы, Андрей Михайлович, на это дело смотрим вот с какой позиции… Есть, на наш взгляд, крестьяне оседлые, есть неоседлые. Кто обзавелся своим домом, завел корову, поросенка, овечек, птицу, этот уже оседлый крестьянин. А живет человек на селе без всего этого — он еще не оседлый, вроде как кандидат в крестьяне. Он в любой момент может оставить крестьянское дело. Понимаете? Вот этим мы тут и руководствовались, — заключил свое вступление Григорьев. — Вы же, наверное, помните, как нам однажды досталось? Вы и приезжали разбираться насчет моих выговоров…
Павлов помнит ту встречу. Тогда он был секретарем по сельскому хозяйству и приезжал в совхоз по поручению первого. Григорьеву объявили два строгих выговора за то, что отказался выполнить директиву района о ликвидации скота в личной собственности рабочих. После второго выговора встал вопрос о доверии директору. Павлов тогда еще понял правоту Григорьева в этом вопросе, свое мнение доложил и на бюро крайкома, настаивал на снятии выговоров. Но тогда его предложение не прошло. Григорьеву объявили третий выговор.
К счастью, горячка насчет индивидуального скота прошла, и Григорьев остался на месте.
Но после беседы с Орловым Павлову стало ясно, что тенденции того времени сохранились. А как теперь в Березовском?
— У наших рабочих и служащих к началу этого года было чуть более полутора тысяч коров, — сказал Григорьев. Он взял очки со стола, надел их.
— А сколько же коров в совхозе?
— Около трех тысяч…
«Чего же я удивлялся? — подумал Павлов. — Как раз третья часть у рабочих и служащих. И в стране соотношение такое же…»
— За последние три года наши рабочие увеличили поголовье коров, как я уже докладывал, почти в полтора раза, — продолжал Григорьев. А затем он начал называть такие цифры, что Павлов не удержался, забрал у него расчеты.
Оказывается, кроме полутора тысяч коров рабочие держат свыше двух тысяч овец, две с половиной тысячи свиней, сорок тысяч голов птицы…
А Григорьев, следя за Павловым, дополняет:
— Это, Андрей Михайлович, поголовье, которое в зиму оставлено. А вот еще цифры… Конечно, приблизительные. — Он передал Павлову другой листок с расчетами по производству мяса.
В течение года рабочие и служащие у себя дома забили на мясо три тысячи свиней, столько же овец, около тысячи голов молодняка крупного рогатого скота и свыше ста тысяч голов разной птицы…
— А сбоку две цифры особые, — продолжал комментировать Григорьев. — Эти животные не забиты, а проданы: пятьсот телят у своих рабочих купил совхоз, а четыреста голов — потребкооперация, в порядке комиссионной торговли.
И вот заключительный итог: частный сектор в «Березовском» произвел за прошлый год 45 тысяч центнеров молока, 9 тысяч центнеров мяса и свыше 10 миллионов штук яиц. Иначе говоря, к тому, что совхоз получил от своих ферм, как бы добавление еще 60 процентов молока и мяса. И если яйца перевести в мясо, то это еще тысяча тонн!
— Подспорье заметное, — резюмировал Григорьев.
«Подспорье, — мысленно повторяет Павлов. — Именно подспорье! — И думает: — А что, если бы тогда Григорьев испугался выговоров и «провернул» мероприятие по ликвидации скота в личной собственности? Сколько бы надо было выделять для снабжения людей совхоза мяса и молочных продуктов? Сами бы съедали не меньше половины совхозного производства».
Павлов поинтересовался: сколько же теперь расходуется совхозной продукции внутри хозяйства?
— Совсем мало, — быстро ответил Григорьев. — Выделенный лимит мы и на треть не используем. Молоко и мясо идет только на детские учреждения, в интернат и в столовую — там в основном приезжие да строители питаются.
— А всего населения?
— Семь тысяч восемьсот человек.
— И все, что в личном хозяйстве производят, сами съедают?
— Нет, что вы, Андрей Михайлович! — возразил Григорьев. — Я же говорил: пятьсот телят нам продали, четыреста — в кооперацию, немало продуктов на рынок вывозят. От нас автобус ходит в город три раза в день, так что…
— А где берете корма на такое поголовье?
— В основном солома, — ответил Григорьев. — Раньше большую часть соломы сжигали на поле, а теперь все идет в дело. У нас же зерновыми засевается двадцать пять тысяч гектаров, соломы много, для своего хозяйства и половину не использовать…
Но, как выяснилось в ходе дальнейшей беседы, не только соломой кормят коров. В хозяйстве заведен порядок, по которому каждой семье, имеющей скот, разрешено накосить на территории совхоза тонну сена среди защитных полос, в перелесках, — словом, там, где с машиной не въедешь и совхоз все равно не использует такие угодья. А рабочие заготавливают сено вручную. Затем каждой семье совхоз продает две тонны соломы.
— Но свиньи и птицы солому не едят, — усмехнулся Павлов.
— А концентраты! — воскликнул Григорьев, — У нас же пятьсот механизаторов, все они зарабатывают зерно на законных основаниях. Кроме того, мы имеем право продавать определенное количество зерна всем рабочим. Мы этим правом каждый год пользуемся в полной мере. А если говорить честно, Андрей Михайлович, то бывают трудные годы, когда и сверх меры пользуемся. В позапрошлом году, сами знаете, засуха сильная была, сена мало, соломы тоже. И план по зерну не выполнен. Мы тут посоветовались и решили взять на себя большую ответственность: продали восемьсот тонн зерна рабочим, чтобы поддержать их скот, — иначе перерезали бы половину. Потом наверстать трудно.
Книга Леонида Ивановича Иванова «Глубокая борозда» включает вновь переработанные, известные уже читателю очерки («Сибирские встречи», «Мартовские всходы», «Глубокая борозда» и др.) и завершается последней, еще не выходившей отдельным изданием работой писателя — «Новые горизонты».В едином, монолитном произведении, действие в котором происходит в одних и тех же районах Сибири и с теми же героями, автор рассказывает о поисках и находках, имевших место в жизни сибирской деревни за последние 15 лет, рассказывает о той громадной работе по подъему сельского хозяйства, которая ведется сейчас Коммунистической партией и тружениками села.
Брошюра посвящена жизни Павла Васильевича Сюзева — русского и советского ботаника-флориста, краеведа и географа.
«Особое чувство собственного ирландства» — сборник лиричных и остроумных эссе о Дублине и горожанах вообще, национальном ирландском характере и человеческих нравах в принципе, о споре традиций и нового. Его автор Пат Инголдзби — великий дублинский романтик XX века, поэт, драматург, а в прошлом — еще и звезда ирландского телевидения, любимец детей. Эта ироничная и пронизанная ностальгией книга доставит вам истинное удовольствие.
Одна из сельчанок, прочитав рассказ о войне, решила поделиться с автором своими воспоминаниями о военном и послевоенном житье на донском хуторе.